Ататюрк. Особое предназначение

Рапорт Кемаля затерялся в одной из многочисленных канцелярий правительства, и Кемаль в очередной раз не был даже наказан.

До какой-то степени Кемаль был защищен своей боевой славой.

Победы турок были редки: Дарданеллы, Кут-эль-Амара, в Месопотамии, под руководством Халиль-паши, дяди Энвера, в 1916 году, и всё.

Кто поддерживал Кемаля?

Известно дружеское расположение к нему Джемаля, который финансировал его поездку из Палестины в Стамбул, но морской министр далеко, в Дамаске, и его власть ограничена.

Другой большой друг, Али Фетхи, бывший генеральный секретарь «Единения и прогресса», всё еще находился в Софии.

Больше всего от Кемаля доставалось Энверу, о заговоре против которого по Стамбулу ходили упорные слухи.

Заговорщики намеревались устранить Энвера и заключить мир с Антантой.

И ничего неправоподобного в этих слухах не было.

Энвером и немцами были недовольны многие, и он быстро терял былую популярность.

Сложно сказать, насколько это правда, но некоторые биографы Кемаля пишут о том, что он был якобы готов принять участие в заговоре против него.

Для этого он познакомился с Исмаилом Хаккы.

Главный интендант армии, он должен обеспечивать ее снабжение и защищать от гражданских спекулянтов и немецких аппетитов.

Ловкий человек, он, по мере возможности, справлялся с этой задачей, не забывая и о собственном обогащении.

Кемаль и Хаккы часто гуляли у Босфора, что позволяло интенданту откровенно делиться с ним своими мыслями по поводу надвигающегося краха и о необходимости создания кабинета спасения, состоящего исключительно из военных.

— Только при этом условии, — убеждал его генерал, — мы сможем с честью выйти из войны, а вы наконец-то займете достойное вашим дарованиям место!

Слушая генерала, Кемаль задумчиво курил.

Без особого энтузиазма слушавший рассуждения генерала о выходе в случае успеха из войны Кемаль только покачивал головой, поскольку даже в такой тяжелейшей ситуации он не думал ни о каком сепаратном мире.

— Несмотря ни на что, — часто повторял он своему ближайшему окружению, — нам никуда не деться от Германии, и мы с нею пойдем до конца!

Единственное, в чем он расходился со своими оппонентами, так это только в тактике.

В отличие от того же Энвера он был сторонником оборонительной тактики, сбережения сил и свободы выбора.

К тому же он очень надеялся на так своевременно грянувшую в России Февральскую революцию, после которой подвергнутые страшной анархии русские войска стали сниматься с фронта целыми дивизиями, и получившая передышку империя смогла перебросить свои войска на Запад.

По просьбе Кемаля Хаккы назвал кандидатов: Джемаль, Халиль, победитель под Кут-эль-Амара, и Кемаль.

— А Энвер? — поинтересовался Кемаль.

— Это наилучший выбор! — забывая, с кем он говорит, мгновенно воскликнул Хаккы.

Кемаль мрачно усмехнулся.

Ему было все ясно, кроме однеого: как можно было спасать страну от Энвера с помощью Энвера.

— Я, — ответил он выжидательно смотревшему на него генералу, — предпочитаю оставаться на командном посту в армии, чтобы защищать правительство, а не быть членом этого кабинета…

К великому удивлению и, надо полагать, негодованию «патриотически» настроенного Хаккы, Кемаль отказался принять его предложение.

И не столько из-за страха перед Энвером, сколько опасаясь провокаций, на которые служившие в его «Особой организации» ребята были великими мастерами.

Особенно если учесть, что в это время в руки Энвера попал весьма интересный документ, подготовленный в русском генеральном штабе.

И по далеко не предвзятому мнению русской агентуры, именно Мустафа Кемаль являлся «наиболее талантливым высшим командиром Османской империи и самым опасным соперником Энвера».

Для многих скомпрометированных таким образом в глазах диктатора людей подобные откровения означали смертный приговор.

Да, он отказался, но через несколько дней его вызывали к Энверу.

О чем они говорили?

Да, видимо, все о том же.

И о заговоре тоже.

Энвер посоветовал Кемалю поменьше лезть в политику, если он, конечно, не хотел окончательно испортить себе здоровье.

Намек был куда как прозрачный.

Кемаль вспылил и, презрев все грозившие ему опасности, высказал все, что он думал и о самом Энвере, и о навязанных им армии тупых немецких генералах, и о проводимой им политике.

Прошелся он и по Джемалю, который не совершенно не соответствовал занимаемой им должности и за проявленную трусость и нерешительность подлежал суду.

Энвер не остался в долгу, и взаимные оскорбления посыпались как из рога изобилия.

Генералы выхватили пистолеты.

С минуту они стояли, сверля друг друга ненавидящими взорами, не решаясь нажать на спуск.

Выстрелов не последовало, и еще более возненавидевшие друг друга соперники разошлись.

Конечно, Кемалю не стоило бы злить и без того не любившего его диктатора, поскольку все еще шла война и его будущее полностью зависело от главнокомандующего.

— Теперь, — грустно сказал он Исмету, — Энвер может предать меня суду военного трибунала! Исмаил Хаккы всё отрицает, я — единственный обвиняемый! Впрочем, Энвер может меня казнить, обвинив в подготовке государственного переворота…