— Ноги подбери, чуча, посуду побьешь, — заботливо предостерег и понес ее из кухни. Свалил на краешек тахты, где уже в рядок лежали завуч и трое девочек.
— Принимайте еще одну. Пошел я. К Мише.
Даша притянула его за шею и прошептала в ухо:
— Ты на Галку не обижайся, за сарай. Она это по дружбе.
Данила хмыкнул, укрывая, поцеловал в нос и задержался на несколько секунд, прижав ладонь к ее шее под теплыми волосами. Уходя, ухмыльнулся в темноту. Черт знает что. И он тоже скучает.
Патрисий, бесшумно мелькая, обошел сонное царство, обнюхивая свесившиеся с тахты руки, рассыпанные по шторам волосы, укутанные покрывалами бока. Насытив себя новыми запахами, удалился в ванную, погремел там лотком. И вернулся, чтоб, вспрыгнув на тахту, улечься у хозяйкиного локтя. Вылизал лапы, попадая шершавым языком на ее запястье. И тоже заснул, свернувшись клубком. Даша падала в сон, улетала, улыбаясь, когда теплая шерсть еле заметно касалась ее щеки.
А за широкими окнами студии тихо таял снег, забирая с собой под решетки и в клумбы старую зиму, уводя ее в прошлое. На голых ветвях просыпались толстые, как птенцы, почки, разворачивали острые маковки, выпуская из своего нутра тонкий запах весны, которая, наконец, пришла и сюда, в северный город.
Половина следующего дня показалась Даше минутой, разорванной на тысячи разноцветных мгновений, — каждое из них имело свой запах, вкус и звучало по-своему.
Белые взмахи подолов — запах скрипучей кожи, шарканье кожаных подошв, глоток колючей газировки из наспех подсунутой кем-то бутылки.
И обжигающий кофе в глиняной кружке.
Желтые лучи яркого солнца в огромном окне — запах пота от Мишиной рабочей футболки, одна и та же музыкальная фраза в магнитофоне, ссадина на языке от перекушенной нитки наспех наметанного рукава.
И кофе — еще горячий, в той же кружке.
Карие глаза испуганной Тани Томилиной — запах цветочных девчачьих духов от разгоряченного движениями тела, окрики и уговоры завуча Дарины Васильевны, хрустящая мякоть яблока за щекой.
Остывший кофе в кружке на полу, которая через секунду перевернулась и улетела в угол от чьего-то неловкого шага.
Бесцветная режущая глаза вспышка фотокамеры — запах внезапной пиццы от курьера, восхищенно засмотревшегося на полуодетых девочек, ругань Галки в мобильник, вкус теплого сыра и кислого помидорного сока.
— Кто-нибудь, сварите, наконец, кофе!
И когда все, смертельно устав, одновременно замедлились, двигаясь, будто вялые рыбы, солнце ушло за крышу, сделав воздух в студии сумрачным, как аквариумная вода, Галка оторвалась от телефона и скомандовала:
— Перерыв! Сели, упали, легли, в общем, отдыхайте. А мне еще надо…
И, наклоняя упрямую голову, снова прижала телефон к щеке и пошла к выходу. Крикнула от двери:
— С платьями осторожнее там!
После возгласов, шагов, криков и музыки в студии наступила тишина. Девочки собрались рядом с тахтой, уселись, положив на край усталые головы, расправляя цветную органзу платьев.
Что-то докрикивая, вернулась Галка, сунула телефон в карман и обвела всех невидящим взглядом.
— Невесту придется без репетиции брать. Я договорилась с девочкой, подъедет завтра прямо к нашему выходу. Даша, ты сумку собрала? С туфлями и платьем?
— Завтра и соберу, сегодня еще пройду с девочками.
В кухне гремел Данила, варя очередной кофе. Миша в углу шепотом ругался по телефону с Любаней. Даша прислонилась к стене, возле которой они сидели как-то с Иреной и закрыла глаза. Было странно думать, что они сумеют пройти. Совсем простые девочки, конечно, худенькие и стройные, но обычного среднего роста, а Нина — вовсе пышка. Но как раз Нина и не паникует, ходит себе и ходит спокойно. А вот самая первая, кареглазая, с толстой косой ниже попы, Таня Томилина, всем хороша, но время от времени глаза ее становятся затравленными. Видно, тоже вспоминает, к чему готовятся и пугается. Хорошо, Саша помогает, и Дарина привезла девчонкам кроме халатиков свежее белье. Привезла и туфли на каблуках, но не пригодились — слишком разные и неуклюжие. Увидев обувку, Галка закатила глаза, а потом, осененная, усадила мастериц плести из серебряной широкой тесьмы браслеты на щиколотку с петелькой для большого пальца.
— Вот так, на палец, — поставив на табурет ногу, наставляла девчонок, — две секунды и готово.
Ее платья, блестящие, прозрачные и жесткие, казалось, были сшиты из надкрыльев весенних жуков, и сверкающие полосы тесьмы на щиколотках пришлись очень кстати.
Упираясь затылком в стену, Даша с тоской подумала, скорее бы все прошло. Как у зубного: знать, через полчаса в любом случае все кончится. Завтра в это же время они будут или плакать, или смеяться. Но сколько же еще времени — до завтра. Ох, скорее бы!
— А там сегодня открытие было, да? — пышка Нина обняла колени руками и раскачивалась тихонько, держа подбородок высоко, чтоб не пачкать ткань пудрой, — мы же на второй день попадаем?
— Сегодня сплошь мэтры, все пафосно, праздник. А с завтрашнего дня уже рутина. Молодняк и второстепенные дома, — рассеянно кусая от треугольника пиццы, ответила Галка, — ну, так и лучше, отстреляемся в общей обойме.