Даша закивала. У гостя засветилось лицо, и она на всякий случай опять приготовила тетрадь к хлопку об стол.
— Я даже на улице хотел, но милиция кругом и мороз, — стоя над ней, вдохновенно вещал Ефросиний, размахивая длинными руками, — мне-то не страшно! Я не боюсь милиции! Только бы она согласилась! Ведь женщинам важно, чтоб новенькое было, да?
— Обязательно, — твердо сказала Даша, — новенькое, особенно к празднику!
Гость сунул руку в карман, сверкая роскошными часами, достал дорогой мобильник.
— Я сейчас позвоню, и вы ей сами скажите. Пожалуйста! Назначьте время, голос потверже, и мы вместе, к вам! Завтра же!
— Завтра воскресенье.
— Я заплачу, сколько надо!
Набрал номер и сунул Даше теплую трубку. Она прокашлялась.
— Здравствуйте! Это Дарья Лесина, мастер. Мы тут беседуем с вашим мужем, и я хотела бы пригласить вас завтра. Сядем вместе, порисуем, прикинем. Мерки снимем.
Взволнованная тишина в трубке прервалась вздохом.
— Я, — сказал женский голос, — понимаете, поправилась очень. Дура, такая дура, праздник скоро, я а наела бока… а он все хочет, как раньше. А я…
— Вот в чем дело! — Даша рассмеялась, — не волнуйтесь, это же наш профиль. Прекрасно справляемся, все довольны.
— Да?
— Так я вас записываю? Завтра, на три часа?
Попрощавшись, протянула трубку собеседнику. Тот, сложив руки на груди, смотрел с восхищением.
— Боже мой! Вы настоящий специалист!
— Ну что вы. Это с каждым может, вернее, с каждой…
— Я не про то, не знаю, что она там вам, но это — мерки, порисуем! Гениально! Это как будто портной и его клиентка, да?
— Почему как будто? — удивилась Даша.
Но, не слушая, Ефросиний Петрович раскрыл бумажник и торопливо отсчитал новенькие купюры.
— Это вам, вам! Значит, до завтра!
И устремился к выходу. От двери, озаряя холл умиленной улыбкой, подытожил:
— Дарья! Вы самый лучший сексолог из тех, с кем я когда-то вообще! Спасибо, спасибо!
— …?
И, не обращая внимания на поднятые Дашины брови и раскрытый рот, исчез.
Оставшись одна, Даша закрыла рот и долго смотрела на дверь, сверкающую свежей краской. Потом придвинула тетрадь, аккуратно записала на чистой странице:
— Е.П с женой, карнавальные костюмы для сексуальных игрищ. Получен аванс — три тысячи рублей.
И побежала за пирожными.
Через два часа вернулась замерзшая Галка, кипя негодованием по поводу овец в мексиканском ресторане. Наливая чай, Даша пересказала ей разговор.
— Черт! Черт! — Галка поставила чашку, — и что, они завтра придут? Вместе?
— Ну, да.
— Дарья, — сказала Галка замогильным голосом, — они не к нам придут. Тут раньше сексолог сидел, арендовал кабинет. Так говоришь, в переднике, да?
Даша слабой рукой поставила чашку рядом с надкушенным пирожным.
— Сексолог… это значит я, ему! Вместе, говорю, мерки снимать будем?
— А-а-а-а! — закричала Галка, и Патрисий с грохотом спасся на подоконник, роняя с него выкройки.
— Мерки! С обоих! Будто портной и клиентка!
Отсмеявшись, они снова припали к чашкам. Даша обкусывала зубчики кремовой корзиночки и раздумывала, что же теперь. Спросить не успела. Галка отодвинула чашку, вытерла рот, пачкая салфетку кровавой помадой.
— Значит так. Сошьем толстушке таких вещичек, что ее бока станут главной сексуальной фишкой сезона. Главное, чтоб она себя королевой почувствовала. А это мы умеем, так?
— Точно, умеем. А Ефросиний не взбесится? Когда поймет, что мы не?..
— Не. Тут главное — результат. А он будет. Восхитительный.
Глава 4. Бедная, бедная Даша
В которой Даше снятся разные странные сны, прилетает горячий южноморский ветер со своими сказками, Платье Счастья задумывается, а затем отодвигается на неопределенный срок, но зато начинается Охота на единорога
Небо было черным, и в черноте его клубились серые тучи, набухали тяжелыми пузырями, но как только Даша поворачивала голову, чтоб взглянуть пристальнее, размывались на темном фоне. Стоя на холодном ветру, она подняла лицо и, напрягшись, захотела взлететь. Широкий подол трепался вокруг застывших колен, ступни, заледенев, стали совсем чужими. Она испугалась, что захоти переступить с ноги на ногу — упадет. Но что-то шевелилось там внизу, под широкой юбкой, будто чужое. Она стиснула зубы.
«Не бояться. Нельзя бояться». Волосы кинулись в лицо, и она медленно подняла тяжелую руку, с ужасом глядя, как пальцы, вытягиваясь, истончаются и темнеют, превращаясь в черные длинные щупальца. Глянула вниз. Оттуда, задирая подол, кинулся вверх черный змеиный хвост, крутясь быстрыми завитками.
Даша ахнула и попыталась заслониться, беспорядочно хлеща себя по лицу — чужим и холодным. Дернулась и медленно поднялась в холодное движение ветра.
«Это сон… Снова…»
Она знала, надо захотеть, сильно — тогда ее выдернет из чужого холодного ветра.