— Эй! Ты что там? — сквозь частую сетку волос показалось озабоченное Галкино лицо, карие глаза, чуть выпуклые, смотрели с тревогой и легким раздражением.
— Ты из-за балеруна расстроилась? Что он женат? Даш…
— Да нет! Я про Олега. Вспомнила вот. Извини.
— А чего извиняешься? Любовь ведь. Была.
— Галя, да в том и дело. Если была — куда она делась? Скажи куда?
— Я не брала, — открестилась Галка. Но, увидев, что шутка не к месту, снова стала серьезной:
— Наверное, прошла.
— Так быстро? Значит, пока письма писали, да по телефону болтали, то и любовь? А как встретились, то и все?
— Ну, что ты меня мучаешь допросами? И себя тоже. Может, и не было ее, любви. Тем более, чего переживать. Живи, давай! И вообще, я спросила про другое.
Даша разгладила на столе шубку, глаза ее блестели, губы кривились, но рука с иглой мерно ходила вдоль подгибки, прокалывая аккуратные дырочки, оставляя невидимые глазу стежки.
— Понимаешь, если я любила, то сейчас вроде как предаю. Не Олега, пусть он там с кем хочет живет. А любовь предаю. А если не любила, какого черта ехала? Все ведь бросила — работу интересную, Тимку, маму! На билет еле наскребла, мне еще долг отдавать! Пойми, он мне теперь говорит, я ехала, чтоб только в столицу. Понаехавшая, значит. Но это не так! Мне наплевать, что так выглядит. Внутри я знаю, что это не так!
Галка слушала, сидя напротив. Крутила пальцами коричневый локон. Дождавшись горестного восклицания, напомнила:
— Так что насчет балеруна?
— Сейчас, — заторопилась Даша, наконец, откладывая шубку, чтоб удобнее было размахивать руками, — вот, я уже почти дошла до него… Значит, я могу или сделать вид, что я все еще люблю без меры. И сидеть, ах, Олежа, как в монастыре, а он глядишь, когда-нибудь смилостивится, и меня подберет. Или могу себе сказать, Даша, ты была дурой, полной дурой, повелась на сказки. Подожди!
Она вскочила и подняла палец.
— На сказки в своей голове, понимаешь? Не он виноват, Галя! Я виновата в том, что побежала за глупостью.
— Ну, допустим, — осторожно сказала Галка, — И что? С бале…
— Да подожди со своим балеруном! Вот я и говорю — если это все была ерунда, и если я была дура, дура! То, значит, надо наплевать, Олега забыть и зажить новой жизнью! Вот!
Она стояла, подняв палец, с рассыпанными по плечам русыми волосами, выставив вперед ногу в тонком нейлоне, под натянутым краем короткой юбки в бархатных разводах. И на лице сверкало вдохновение собственной правоты.
— Вот завернула, — сказала Галка одобрительно, — ну и ладно, значит, поедешь и кадри его немилосердно.
— Там Оленька. Не буду кадрить. Мне ее жалко. Но он мне нравится, потому что с ним можно — без любви. Понимаешь? Никакого обмана, и если бы не Оленька, то можно бы — секс.
— Разберетесь. Я три раза ее видела. Не все у них там хорошо, в семейной жизни.
— А любви, ее, получается, нет. Если даже с Олегом не любовь, то все, что до него, оно, вообще, пфф. Значит, нет ее!
— Мурра, — наконец высказался Патрисий, и ушел совсем, как он уходил в трудные для себя минуты — через закуток с раскроечным столом, на трубу и в дырку за ней, а там — запертая подсобка со всяким хламом. Даша подозревала, что именно так кот проникал в подъезд, а оттуда в каморку к вахтерам, принося им задушенных мышей, но сам Патрисий на такие предположения оскорблялся.
— Патрисий насчет любви не согласен, — Галка ушла в чайный закуток, загремела чашками, — пирожное будешь?
— Нет. Я решила не есть.
— Вообще, что ли?
— Ну… Капусту буду есть и бананы. Бока растут.
Галка вдруг засмеялась, наливая в чашку кипяток.
— Машка тоже одни бананы жрет, ну эта, которая текильщица, у нее ноги роскошные, как у лошади. Их директор смотреть, прям, не может спокойно, как она заходит в кабинет, он рычит и глазами крутит. Но на бедрах у нее целлюлит. Все время в косметических салонах торчит, чего только не делает. Помню, приходила, так у нее на заднице вся шкура облезла — сожгли какими-то обертываниями. Денег содрали уйму, а попу попортили. Мы ей шили шортики атласные, в цвет юбки, чтоб живот значит, голый, а пятен на заднице не было видно. Хорошо, что ты, Дашка, не танцуешь на столе.
— Данила, фотограф этот… — Даша склонилась над столом, наметывая подол своего платья.
— А что фотограф? Ты, Дарья, не пори ерунду. Он босяк. Пашет на дядю в своей студии, ни машины у него нет, ни денег.
— Да, — уныло ответила Даша, — я как раз сказать хотела. Он из таких, как Олег. И это пугает. Не хочется мне все по-новой.
— Правильно! У него моделек сто штук, все честно дают, лишь бы фоточки получше поиметь. Он и есть богема. А ты не девчонка уже, тебе надо про жизнь думать.
Отставив чашку, она подошла к сидящей Даше и подняла на руках ее русые волосы:
— Давай я тебе косу заплету красивую, а то скоро приедет.
Когда Даша уже сидела в машине, темной и теплой, так что пришлось расстегнуть насильно надетое Галкой стильное меховое пальтишко (не дури, надевай, заказчица свалила в Эмираты до лета, прикинь, может, вообще забудет забрать), Александр, лениво покручивая баранку и плавно тормозя перед светофором, сказал ей: