Даша рассказала про поцелуй Александра, про Оленьку и замолчала, выжидательно глядя на Галку. Та заулыбалась:
— Ясно. Кадрит он тебя. Мне говорили, бабник известный. Но он богатый, Даш, и жена вот — недавняя. А вдруг разведется? Будешь ты тогда жена директора театра. Это же супер! Я ему и сама глазки строила. Но он привез эту свою Оленьку, я подумала — вышел в тираж наш балерун. В семейные подался. А тебе он нравится?
Даша добросовестно подумала. И призналась, чувствуя, как щекочет внизу живота:
— Нравится. Сперва, вроде, никак, а сейчас — да.
Галка встала и потянулась, оглаживая кожаные бедра. Выставила вперед ногу в высоком сапоге, полюбовалась.
— Так в чем дело? Если заторопился с цветами, то планы у него на Новый год, я думаю. И на тебя. Не будь дурехой. А я завтра кой-чего тоже принесу, сюрприз тебе будет.
Она замотала шею шарфом, надвинула на лоб меховую бейсболку. Застегивая пальто, сложила губы для поцелуя и, чмокнув воздух перед Дашиным лицом, ушла, закрывая за собой двери.
Даша прошлась по мастерской, раскладывая кинутые вещи. Полюбовалась прозрачным платьицем с торчащей юбкой, погладила бархатное платье с неподшитым подолом. И, прихватив табуретку, отправилась к форточке. Закуривая, смотрела на верхний этаж «Орхидеи». Окна чернели, и ей стало грустно. Но, слезая, она все-таки помахала в сторону бизнес-центра рукой.
Ночью Даше снова приснилось, что вместо ног, плетясь и хлопая, вьются под широким подолом черные щупальца, и она проснулась, отмахиваясь. Села, подтянув колени к животу, обхватила их руками. Разбуженный Патрисий вертелся на одеяле, недовольно взмуркивая. Даша погладила его по голове.
— Ну, ты, — упрекнула шепотом, — обещал, что я не буду осьминогом, а вот опять. Мне прямо страшно, котей. Что? Прогнал уже? Я проверю…
Не стала ложиться сразу. Прошла по сумрачной мастерской к окну, всмотрелась через запотевшие стекла в черную, утыканную бликами и тенями ночь. И вздохнула с облегчением — на верхотуре, под большими буквами, горело крайнее окошко.
— Спокойной ночи, Данила, — сказала шепотом и пошла ложиться. Укрываясь, усмехнулась сама себе. Данила… Он там, наверняка, сейчас поит шампанским очередную модельку, а та строит глазки. Галка рассказывала — у них с этим просто и весело. И Даша, если бы не борода дурацкая сегодня, могла бы состроить глазки фотографу, глядишь, сидела бы там, красиво складывала ноги по теплому полу, красиво опиралась рукой.
Она вспомнила, что именно так садилась в маленькой спальне Олега, а рядом стояли хрустальные пузатые бокальчики, в которых прыгали шампанские пузырьки. Олег ложился, щелкал ее с разных сторон, изображая как раз такого фотографа… Смеялись, потому что были счастливы. Даша хотела заплакать. Но слезы не шли. И она сердито сказала в мигающую темноту:
— Идите все лесом. Не хочу никого.
На следующий день Галка прибежала поздно, почти к обеду. Расстегиваясь, упала в пальто на табурет, и, сунув на стол раскрытую сумочку, крикнула:
— Настена? Поди сюда!
Прибежавшая Настя открыла рот, глядя, как Галка отсчитывает хрустящие купюры.
— Это за месяц, и премия к празднику. Если твой кабанчик не раскачается, купи себе букет сама, да побольше.
— Ой, Галочка! — Настя, быстро пересчитав, сжала купюры в руке, — я там занавеску в ванную присмотрела, и шторы мне Любаня доделывает, успею повесить.
— Зови остальных нищих, одаривать буду.
Раздав зарплату, Галка выжидательно поглядела на Дашу.
— Сюрприз хочешь?
— Если хороший… — отозвалась та.
— Как сказать. Мой сюрприз — твоя работа. Тададам! — и она выдернула из пакета сверток, развернула бумагу. На стол легла, переливаясь, тяжелая жемчужно-голубая ткань, поблескивая серебристыми чешуинами.
Прилипнув глазами к лениво текущему полотну, углом свешенному над полом, Даша прижала руки к груди, сказала шепотом:
— Ой-й!
— Денег само собой, выдам, — довольная произведенным эффектом Галка собирала ткань в жемчужные завитки и любовалась сама, — а это — сегодня все бросай, садись и шей. Настя сейчас раскроит и домой пойдет, занавески свои вешать. Срочное отдай Алене с Мишкой. Если напряжемся, завтра к вечеру будет готово.
— Галь… красота какая… ну зачем, я ведь могла — майка же, без лямок.
Галя расправила мягкие волны натруженными пальцами.
— Отзынь. Не девочка, в майке гуляться. Тебе может, свидание светит, с директором. Вот и наденешь. А потом нарядишься, и ребятки из студии отснимут. Ты, кстати, знаешь, как студия называется?
— Нет.
— «Табити». Это вроде имя какой-то богини.
— Надо же, — удивленно сказала Даша, перебирая рукой тяжелый мягкий шелк, — это наше, степное. Табити — богиня поднебесья. У скифов. Владела высшими сферами. Да, и носила длинное платье с облачным подолом, очень красивое.
— Ишь ты. Значит, сидят мальчики на своей верхотуре, и так красиво, со смыслом, называются… Эх, Даш, нам тоже надо хорошее название придумать. Скоро вывеску повесим.
Галка подмигнула, шелестя рассыпанными на столе купюрами.