Ателье [СИ]

— Шучу. Приезжай на Преображенку, послезавтра. Я в бутик тканей поеду, потаскаешь мне сумку. И посмотрим подарок. Годится?

— Отлично! Ну, ладно, давай…

— Стой. Петр, а друг твой, как его. Ярик. Он тоже дарит что-то?

Петр помолчал. А потом сказал уныло:

— Он ей штангу новую купил.

— Э-э… она спортом занимается?

— В язык. Говорит, что в язык, — Петр засопел и уточнил, — а на самом деле, вдруг, ну ты понимаешь, куда…

Даша покивала, соображая.

— Да. Тогда надо что-то делать. Приезжай.

Отключив телефон, положила его на пол рядом с Данилой, который валялся на пледе, задремав под щелканье ламп и затворов. И снова вспомнила сумасшедшую новогоднюю ночь. Вся в своем горе не думала тогда, как выглядит со стороны. Интересно узнавать, что ты остаешься в чьей-то памяти. Будто ты — вовсе другой человек. Как прозрачный слепок с нее, Даши, который виден мальчишке Петру и не виден ей самой.

В студии гасли лампы. В кухне тихо переговаривались уставшие девочки, захохотал Серега, гремя чашками. По темному потолку бежали и бежали отсветы автомобильных огней. Даша устроилась под боком Данилы и, положив голову на мерно поднимающуюся грудь, стала смотреть сквозь ресницы на темный просторный воздух, пронизанный неясными бликами и тенями от засыпающих предметов. Что-то сегодня еще случилось. Хорошее. Ах да, ее портрет во всю стену. Так странно. И так хорошо.

«Как надо», ворчливо сказал соглядатай, «а ты думала, никто не поймет, что ты особенная?»

«Не особенная. Я просто — я»…

Тени поехали вниз, перемешались с мягкими бликами. А блики, превращаясь в гудение голосов, делали это гудение — звуками лифта. И увозили его вниз, туда, где за большим домом спали хмурые елки.

— Снова мне ее в спальню тащить. Такая вот у меня планида…

Покачиваясь, Даша закинула руку на шею Даниле. Он шел через темноту, задевая стулья и вешалки, споткнулся о брошенные на пол вещи. В спальне, не включая света, положил ее на неубранную с утра постель и, осторожно перекладывая ноги и руки, стащил джинсы, свитер и майку. Потянул одеяло, закутывая.

— Снова телефон, — сонно сказала Даша, выпрастывая голую руку, — дай. Это опять Петр-ключник… Что, Петя?

— Уже Петя, значит? — проквакала трубка. Сон слетел. Даша села под одеялом, глядя в черное стекло, утыканное золотыми точками. Данила от двери сказал вполголоса:

— Я в кухне приберусь и приду.

Даша кивнула. Не заметила, напряженно глядя перед собой, что дверь закрылась не полностью, оставляя на светлом черную полосу.

— Что ты хочешь?

— Ты знаешь. Я предупреждал? В последний раз тебе говорю. Завтра иду писать заявление…

— Да я верну тебе. Верну эти дурацкие. Хоть и подарил. Ты ведь сам сказал…

— Я думал разве, что ты свалишь, как последняя воровка! Так вот, не будет тебе спокойной жизни с твоим Петрушей.

Голос, захлебывающийся злостью, понизился до шипящего шепота:

— Я тебе ее попорчу. Будешь меня помнить!

— Какой же ты подлец!

— А ты не ду-ура. Не зря мама говорила, под кого угодно ляжешь, лишь бы прописка московская.

Даша нажала кнопку отбоя. Кусая губы, отключила телефон. И, вытирая рукой сердитые слезы, съежилась под одеялом, уговаривая себя, — ничего особенно страшного и нет. Надо только собраться с силами и поехать, вернуть ему эти злосчастные серьги с колечком. Но, работая каждый день до полного изнеможения, Даша отчаянно не хотела снова окунаться в недавнее прошлое. Хорошо бы его просто вычеркнуть, забыть. Но придется поехать. А рассказывать Даниле не надо. И так он с ней возится, а узнает, что без регистрации, да еще и живет у него, не сказав, обидится. И вообще, зачем ему лишние хлопоты… Вон сколько девчонок вокруг. Без проблем. Черт, да не может она сейчас рисковать! Галку нельзя подвести. Кто будет отшивать коллекцию, если ее, Дашу, по вечно меняющимся правилам вдруг вышвырнут из страны, да еще запретят въезд лет на пять?

Дверь открылась, темный силуэт приблизился к постели.

— Даш? Все в порядке?

— Да, конечно. Ты остаешься?

— Если разрешишь.

— Иди сюда. Давай просто спать, хорошо?

Он стащил одежду и лег, прижался к Дашиному боку. Тихо дыша, слушал, как неровно стучит ее сердце возле плеча. Ждал, может быть, она расскажет о том, кто звонит. Но Даша молчала. И вскоре, перебирая в голове обрывки подслушанного разговора, услышал, как сон взял ее, выравнивая дыхание. Тогда заснул и сам.

Глава 18. Охота на единорога начинается В которой Даша получает роскошные подарки, Данила готовится от партизанской войны перейти к боевым действиям, а работа, наконец, превращает невидимые идеи в осязаемое волшебство

— Смотри на себя!

Даша улыбнулась просьбе, почти приказу и послушно уставилась на огромное лицо, изображенное на стене.

— Не поворачивайся. — Данила что-то делал за ее спиной, топал и шуршал, а потом, скрежетнув железом, щелкнул.

— Глаза закрой и руку, дай руку.