Ателье [СИ]

И тут же в кармане куртки приглушенно запищал телефон. Даша стояла, дергая замочек на молнии. На седьмом звонке Данила не выдержал:

— Может, возьмешь трубку?

— Не хочу.

— Ну, посмотри хоть, кто звонит?

— Не хочу. Пойдем к нам, я голодная. Устала…

Еще раз провела рукой по сложному кубику скорняжной машины, накрепко привинченной к большому столу. И пошла к выходу. Сунула руку в карман, телефон пискнул и смолк. Данила шел следом, глядя на опущенные плечи. Что мучает ее? Отчего вздрагивает от каждого телефонного звонка? Это не тот хлыщ, который приходил с худенькой женой и осматривал Дашу в ателье, будто маслом намазывал. Тот в ответ на его угрозы по телефону рассмеялся мягко, уверил, что никаких претензий к Дашиному нынешнему положению не имеет. Пожелал удач всяческих. И что-то в голосе его заставило Данилу поверить. Хотя паскудник еще тот. Здесь что-то еще. Кто-то еще… из ее прошлой жизни. Наверное, тот самый недорокер, полупанк, осветитель.

Встретить бы его, набить морду, как следует… — мечтал Данила, пока Даша, уже привычно отстранив его в кухне от холодильника, готовила простой и быстрый ужин, что-то разогревала, выкладывала на тарелки и, беря в руку вилку, показывала — ешь давай, хватит смотреть…

— Ешь давай! Хватит смотреть!

— А?

— Бэ, Данилкин. Смотри, ухо наколешь и в рот занесешь.

Она села сама и похлопала по колену, зовя Патрисия. Обняла кота, целуя в большую голову.

— Ты мой котей, соскучилась. Раньше весь день на работе вместе. А теперь ты тут трудишься, а я там.

— Ма-арр…

— Марку держишь.

Кот переступал лапами, сверкая белыми носками, прикрывал глаза и бодал Дашу под локоть большой башкой. Она, одной рукой удерживая на коленях тяжелую кошачью тушку, цепляла вилкой лапшу, политую соусом. Что-то обдумывала, поглядывая на Данилу. Отодвинув пустую тарелку, сказала:

— Смешки смешками, но я тебе кругом должна. Живу бесплатно, еще машинки эти, а в рабство — тебя. А у меня даже времени нет — лишний заказ взять, сейчас самая запарка, пока Эллочки нет. Что мне делать, Дани?

— Патрисий за тебя отработает, — утешил ее Данила, острым ножом разваливая апельсин на оранжевые круги с каплями сока, — на, ешь. Мы теперь знаешь, какие популярные? А вчера явилась некая дама, принесла своего сфинкса, жаждала в кресле Патрисия сделать парадный портрет. Но не с ним, а со своим голоховостым.

— Ой…

— Угу, верно ойкаешь. Патрисий ему показал, кто в кресле хозяин. Хорошо на сопернике шерсти не было, не летала. А дама снялась. Но как положено, с Патрисием.

— Мморрда, — неодобрительно подтвердил кот, то ли о внешности голохвостого отозвался, то ли о его хозяйке. И стал вылизывать лапу, попадая шершавым языком по Дашиной ладони.

— Вы мне зубы заговариваете, оба, — расстроилась сонная Даша, с трудом держа глаза открытыми, — я серьезно, а вы. Все против меня. Заговор! А я хочу сама.

— Даже Шанель не сама. Ты же знаешь. Иди-ка спать, а то снова тащить тебя на руках.

— Шанель пошила шинель, — Даша выбралась из-за стола и покачнулась от усталости, — шарфом замотала дрель. Нет, дверь. И жить убежала в отель.

Когда Данила укрывал ее одеялом, сказала жалобно:

— Мне бы времени, Дани. Побольше. Сесть и смотреть, как краска сохнет. Ну, как трава растет. Вот было бы…

— Спи. Я домой поеду, сегодня обещал. Закрою сам. Утром вернусь рано, разбужу.

Он взял со стула Дашин телефон и отключил его, чтоб не затрезвонил посреди ночи. Поцеловал ее, уже спящую, и ушел, обдумывая по дороге, как избавить свою женщину от ненужных звонков.

Даше снилось время. Оно было похоже на густой туман, который казался совсем плотным, кучерявился упругими комками, но поднесешь руку — схватить, проскальзывал сквозь пальцы и утекал, все быстрее. Таял, дразнясь, и показывая в себе картинки: недошитые вещи, задуманные дела, темную фигуру Олега и, вдруг, автомобиль Саши — завоевателя женских сердец, шапку Данилы с простроченным ухом, а потом самого Данилу, с улыбкой, открывающей просвет между зубов, и на голове его — прекрасный шлем с длинными ушами, на теплой флисовой подкладке, с медными клепками и пряжками. Она повернулась, сбивая одеяло, хмуря брови во сне. К такому шлему все надо менять, не таскать же с дурацкой пенсионерской дубленкой или попугайной спортивной курткой… Куртку бы ему, тоже стильную, с меховым воротником и теплой подкладкой. Даша умела такую. Но время. Время! Течет, становясь прозрачным, не хочет остановиться и подождать ее, туманной рекой забирает, унося, все, что не успевается. А Даша стоит с растопыренными пальцами, хватает прозрачные хвосты, хоть самое нужное успеть, сделать в срок, не подвести Галку.