Ателье [СИ]

Под разноголосый лай собак и улюлюканье ушибленного в капот случайного автомобиля, от крыльца бежал опоздавший Миша, таща аптечку, в которой мирно доживали свой век таблетки анальгина и зеленка. За ним неслись остальные зрители в наспех наброшенных куртках и пальто.

Данила захрипел и откашлялся, приходя в себя.

— Я тебя… — начал было снова, ворочая заплывшим глазом в поисках врага. Но Даша, убедившись, что возлюбленный жив, приказала:

— Все уже. Сиди.

— Вы мне заплатите, — прорыдала Эллочка, опираясь на Мишину руку, — о-о-о, за все заплатите! За витрину, и ногу, и, и…

Даша подбежала к сидящему на снегу Олегу. Нагнувшись, выдернула из его руки злополучную коробку.

— Эй! Это мое! — закричал несостоявшийся жених, сердито глядя вслед.

— Перебьешься, — ответила, не оборачиваясь. И, подойдя к Элле, сунула той футляр, сорвала с пальца колечко.

— Это за витрину. И вот еще, — разжала кулак с комком бумажек, — хватит?

— Ты уволена, — прошипела хозяйка.

Но та уже бежала к Даниле, рядом с которым Настя трясла над комком ваты пузырек с зеленкой.

— Вы все уволены! — Элла взмахнула пластмассовой рукой, на которой поубавилось целых пальцев и, поддерживаемая сострадательным Мишей, побрела к подъезду. На крыльце, теряя шлепанцы, подпрыгивала счастливая консьержка.

— После недели моды — хоть сто раз, — хмуро сказала вдогонку Галка, — без нас ты все равно никуда.

Данила постоял, покачиваясь. Освободился от дашиных рук.

— Я сам.

И пошел к Саше. Тот, улыбаясь разбитым лицом, с удовольствием подставлял его Оленьке, которая, роняя слезы, бережно стирала кровь кружевным платочком. Увидев Данилу, заступила мужа, вытягивая перед собой слабые руки, крикнула дрожащим голоском:

— Не смей!

Но Саша, отодвинув жену, шагнул навстречу. Несколько секунд они стояли, рассматривая друг друга. У Данилы стремительно вспухала щека, глаз совсем закрылся, а ссадина около уха кровоточила, пачкая плечо. У Саши багровел рубец на лбу, одно ухо было изрядно больше другого. Подняв руку, он посмотрел на свои разбитые костяшки. Потом на Данилу. Снова на руку. И, рассмеявшись, протянул ее.

— Ну, чё?

— Ну… — Данила оглянулся на Дашу. Та разглядывала его ссадины, страдальчески сведя темные брови, и, кажется, не очень понимала, о чем они говорят.

Данила протянул свою руку недавнему сопернику и оба заржали, как два жеребца, свободно и громко, откидывая головы.

— Пошли, что ли? — оглянувшись, Данила прижал Дашу к себе. Тесной небольшой толпой они двинулись к подъезду, оставив Олега сидеть на грязном, запятнанном кровью снегу.

Только Миша, отведя Эллочку, вернулся, подскакивая, и, возвышаясь над поверженным врагом, уставил на него палец:

— И дорогу забудь! Понял, ты? Олень… комолый!

Когда ввалились в мастерскую, Эллочка уже схватила ключи от машины, стеная, сунула руки в рукава модной шубки и простучала каблуками к выходу, ни на кого не глядя. За ней следом торопились растерянная Софа и витающий в облаках богемный художник, оставшийся не представленным.

— Чай? — спросила Галка, звякая крышкой старого электрического чайника, — Дарья, умойся и примерку-то, закончи.

Даша молча потянула Данилу за рукав к умывальнику. Настя с Аленой ползали у окна, щелкая задвижками — из разбитой витрины тянуло холодом.

Нагнувшись над раковиной, Данила послушно поворачивал голову, пока Даша бережно, набирая в горсть теплой воды, смывала с распухшего лица кровь и грязь. Отплевываясь, спросил:

— Ты этой крокодилице деньги отдала? Много?

— Да все. Плевать. Только на продукты теперь не будет, и Патрисию опилок надо купить.

— Я как увидел, что он перед тобой, на колено. Ну и…

— И что?

— Я подумал. Кольцо, то се… А вдруг ты сейчас — к нему. Там квартира все же. И была ведь любовь.

— Дани, я сейчас тебе добавлю. К синякам.

Ее вдруг затрясло и, прислоняясь к холодному кафелю, Даша заплакала навзрыд. Вытирала лицо мокрыми руками, оставляя на щеках грязные разводы.

— Ты чего? Ну, глупая. Что такое?

— А думаешь, приятно? Смотреть как вы, ты. Там, на снегу…

Данила, морщась, вытер лицо полотенцем.

— Жалеешь его, да?

Даша, прерывисто вздыхая, посмотрела с упреком.

— Жалею, конечно. Что все так — нелепо. Что он оказался козел. А ты подумал, я прям убегу с ним, а тебя брошу?

— Ну, мало ли…

Она забрала испачканное полотенце и вытерла слезы. Все еще всхлипывая, уточнила:

— В стекло кинулся, дурак. Ведь порезаться мог!

— Не, это ж пластик. И я перед собой ногу держал.

— Господи, Дани…

Он пригладил торчащие волосы и согласился скромно:

— Я умный.

Когда выходили из умывальной, снова спросил:

— Все деньги отдала? Из-за меня?

Потом пили чай. Оленька не сводила с мужа встревоженных глаз и время от времени вытирала слезы. Саша, упоенный недавней битвой, сверкая глазами, пустился в долгий рассказ о том, как в Рязани они ходили драться на соседнюю улицу, какие железные правила соблюдали и какими приемами пользовались. А Данила поглядывал на нервно смеющуюся Дашу и, удивленно вскидывая распухшую бровь, что-то свое соображал, опаздывая смеяться вместе со всеми.