— Стой! — грозным, как весенний мяв Патрисия голосом, крикнул Данила, хватая ее за край куртки. Даша вывернулась и побежала по гулкому вестибюлю, разбрасывая эхо шагов по серым стенам.
— Да-аньчик! — из кабинки, подбирая подол длинного балахона, вынырнула Элла, распространяя вокруг себя запах коньяка и почему-то краски, вцепилась в локоть Данилы длинными коготками и потащила его в мастерскую, щебеча на ходу:
— Иди, иди скорее в витрину! Миша! Немедленно сюда! Включай свет! Девочки! Ну-ка, быстренько! Аврал, штурм, у меня идея!
Она плотнее запахнула балахон и значительно улыбнулась Даниле:
— У меня — сюрпри-и-из! Девочки!
Миша вздохнул и покорно подошел на зов.
— Рекламный буклет, — выкрикивала Элла, озирая свое войско изрядно косящими глазами. — Название! Придумала название! «Элла Вэлла», суперское название… А… на… обложке!..
Приговаривая, толкала Данилу к лесенке у окна, а тот упирался, порываясь броситься за Дашей. Но вдруг увидел через задранные вверх жалюзи: вот она Даша, решительно идет по затоптанному снегу к высокой мужской фигуре. Элла тащила пленника мимо окон, Данила покорно шел, не сводя глаз со встречи на краю автостоянки. И подойдя к лесенке, сам устремился к распахнутым на улицу просторным стеклам. По-медвежьи двигая манекены и цепляя ботинками волны синего шелка, проскочил к витрине и, не обращая внимания на Эллу, вытянул шею, напряженно вглядываясь.
Даша, кутаясь в куртку, встала напротив Олега, глядя на освещенное зимним солнцем узкое породистое лицо. Тот усмехнулся с видом победителя, опустил руку с зажженной сигаретой.
— Привет, Дашута!
— На! — протянула ему коробочку.
Но Олег не взял. Пряча руки за спину, разглядывал пылающее лицо и сердитые глаза:
— А ты изменилась…
— Мне наплевать, что ты… Бери свои вещи и уходи.
Шагнула к нему, вытягивая руку с футляром. Олег отступил.
— Хоть бы спросила, как дела, Олежа? Помнишь, так называла? А еще — князь Ольгердт. Помнишь?
— Не помню. Мне пора. Начальница ждет!
— Эта что ли? — он посмотрел в витрину, где в ярком электрическом свете шевелились фигуры, — не ври. Она и не глядит. Мужик уставился на нас, а баба руками машет, болтает что-то. Что смотришь? — крикнул он вдруг.
Данила уперся ладонями в боковое стекло.
— Ну и рожа у козла. Чего пялится? Очередной, что ли? Уже прописал тебя в своей койке? А?
Даша швырнула коробку на снег под ноги Олегу и вытащила из тесного кармашка джинсов сложенную пачечку бумажек.
— Вот твои деньги. Видеть тебя не хочу больше!
— А мне поговорить надо.
— Ты уже много. Поговорил. По телефону. И ночью. Когда я звонила!
Олег польщенно улыбнулся, кивая.
— Ага, ревнуешь. Так я и думал, — и, сменив тон на более милостивый, продолжил:
— Ладно, Дашка. Повоспитывал немного и хватит. Я же мужчина. А ты… Место свое знать должна. Спрячь бабки. И серьги возьми. Я подарки обратно не беру.
Даша, тяжело дыша, сжимала в руке бумажки. Олег выбросил сигарету, сунул руки в карманы и горделиво выпрямился:
— Порезвилась и хватит. Собирай вещи, поедем.
Даша медленно опустила руку с деньгами. Смотрела на самодовольное лицо Олега и мысли комкались, как бумажки в потной руке. Она жила в мастерской, бездомная и несчастная, мучилась одиночеством и бессонницей на старом скрипучем диване, пряталась от вахтерш… плакала… А он ее, значит, просто воспитывал? Не веря услышанному, хрипло проговорила:
— Так ты меня простить пришел?
— Конечно! — величественно согласился Олег, — а ты и поверила, что я в ментовку? Эх ты… Неблагородно, Дашута. Ну ладно, так и быть, я тебя прощаю. За этого кота помойного тоже.
— Ах, за кота, — низким голосом произнесла Даша. Олег поднял с грязного снега коробочку, сверкнули на синем бархате длинные серьги. Вынув кольцо, встал на одно колено и, шутовски улыбаясь, крепко взял дашины пальцы.
— И чтоб не снимала. Ясно?
Даша, застыв, смотрела на смуглое лицо с темным румянцем на красивых скулах, на четкие яркие губы, изогнутые в красивой усмешке. За ее спиной в окнах белели блинами лиц и растопырками ладоней мастера. И, прислонясь к свежевставленному стеклу, стоящий в витрине Данила увидел, как Даша склоняет голову к красавчику, что упал перед ней на колено и держит за руку, сволочь. За руку! Надевает на палец блестящее колечко. А она — стоит себе…
— Да-аньчик! — раздался за спиной значительный голос Эллочки. Данила не повернулся.
— Сюрпри-и-изз, — капризно протянул голосок и вдруг цепкие руки схватили его за локти. Данила обернулся в бешенстве. И в ужасе попятился от полуобнаженной Эллочки, царским жестом сбросившей под ноги испачканный балахон. От пояса лосин до голых плеч креативная дизайнерша была размалевана красными разводами и зелеными кляксами, чернели поверх рисунка кривые буквы, уползая под грудь и в подмышки. Элла подбоченилась и, делая роковое лицо, пропела, наступая:
— А на обложке буду я, вся в боди-арте. Снимай скорее!
— Уйди, — шепотом попросил Данила, шаря рукой позади себя. Элла, дыша коньяком, которым добавляла себе творческой смелости, подступила вплотную.
— Снима-ай, а то вымажу! — и, хихикая, прижалась к Даниле крашеной грудью.