Atem. Том 1

А я снова уткнулся в книгу — «Paris: un rendez-vous, un coup de foudre», несмотря на громогласное французское название, сам текст — на немецком языке. Листая страницу за страницей, я вычитывал биографии представленных здесь поэтов, пропуская их стихи. И все они рано или поздно бежали в Париж, как если бы эта чёртова башня была для них гигантским магнитом. Или каким-то пламенеющим факелом, на свет которого слеталась вся мошкара Европы, на фоне которой они, изящные белые мотыльки, только и могли выделиться.

— Ты всегда выбираешь гель для душа с миндалём? — Так же невесомо возникла передо мной Эли, как и невидимый флёр этого тёплого аромата.

— Прости, — чуть слышно прошептала она, обессилено ухватившись за спинку стула. — Ты простишь меня? — не поднимая глаз, на этот раз она уже спросила.

— За что именно? — машинально произнёс я.

— За то, что я тебе вчера сказала.

— А извиняешься сейчас за то, что слова были правдой? Или…

— Или, — кротко обрубила она, продолжая нависать надо мной, точно бестелесный призрак.

Мне кажется, я брожу по какому-то лабиринту: нахожу новый поворот и слишком рано начинаю ликовать оттого, что я уже в полушаге от выхода, но каждый раз упираюсь в тупик.

— Объясни мне, пожалуйста, потому что я устал от жужжащего роя бесчисленных догадок. Я хочу слышать это от тебя, слышать, что мы двигаемся навстречу друг другу, а не я один бегу за тобой.

— Мы двигаемся навстречу друг другу, — эхом повторила она, всхлипнув носом.

— Эли… — притянул я её за руку, усаживая на коленях.

— Это простуда, я вовсе не плачу, — поспешила она заверить.

— Э-эли, в чём дело?

— Во мне. Будет лучше, если ты будешь держаться от меня подальше. — Попыталась она подняться, но, оторопев от произнесённых ею слов, я лишь обхватил её крепче, прожигая вопросительным взглядом какого-то потерявшегося туриста. — Твоя жизнь совершенно не похожа на мою. Будет лучше, закончить всё сейчас, пока мы не зашли слишком далеко.

Сначала я решил, что она говорила о болезни, но после последнего произнесённого предложения, я запутался окончательно.

— «Далеко» — это «до куда»? До постели? Если бы это было моей конечной целью…

Хотел я было завершить мысль словами, что «давно бы достиг желаемого», но Эли практически продублировала мою фразу, сказав:

— То давно получил бы. Но… — замолчала она, сглотнув подступивший ком. — Но ты мне нравишься, поэтому так будет правильно. — Я был уверен, что подобные глупые фразочки можно услышать только в дешёвых бразильских сериалах. И пока я размышлял над ответом, дыхание Эли заметно участилось, и она продолжила: — Ты, наверное, создал в своей голове какой-то идеальный образ наших возможных отношений. Но реальность всегда отличается от фантазий. Я хочу оградить тебя от неизбежного разочарования.

— Заключать пари и возводить ограды у тебя выходит из рук вон плохо. — Стоило мне склониться над ней для поцелуя, как она тотчас же накрыла мои губы своей ладонью.

— Штэфан, non! Je suis… — задыхаясь, словно после долгой пробежки, вскочила она, снова уцепившись за стул, прячась от меня за его спинкой. — Я… je suis malade. Я болею… не нужно.

Крайне наигранно раскашлялась она, поэтому я незамедлительно уверил:

— Даже если бы у меня была намечена запись, всё пришлось бы отменить, потому как, кажется, и я заразился.

Эли пребывала в каком-то внезапном паническом оцепенении: судорожно сжимая несчастный стул, она нервно мотала головой из стороны в сторону, явно не соглашаясь с услышанным. И я опять начинал терять самообладание:

— Ты просила дать тебе время — ты его получила. Что ещё?! Чего ты хочешь?!

Её подбородок затрясся мелкой дрожью, на глазах навернулись слёзы, и весь её вид сделался таким до безобразия страдальческим. Так умеют только женщины.

Боже, это невыносимо!

— Время вышло? — осторожно спросила она, опасливо покосившись на меня.

— Вышло.

И я вдруг увидел уже знакомое мне выражение её лица: такое же, как и вчера на вокзале перед нашим отъездом в Бохум, будто бы она что-то очень усердно обдумывала, взвешивала.

— Твоё пари…

— По-моему, у пари истёк срок давности.

— Всё же, ты выиграл… Сразу после того, как заключил его.

— Знаю.

— Значит, — ещё один вороватый взгляд, — я тебя должна больше никогда не видеть.

— К чему ты это говоришь? — всё ещё не понимая её уклончивых извилистых ответов, я смотрел на неё, упорно прячущую глаза, глотающую слёзы и шарахающуюся от меня всё дальше — теперь она вжималась в трясущийся вместе с ней холодильник.

— К тому, что это было твоим условием. Сделай так, как обещал.

Больше я ничего не ответил. Просто вышел из её квартиры, шарахнув дверью так, чтобы весь этот дом развалился к чертям на сотни его глиняных кирпичей. Может, и меня прибило бы.

76