Athanasy: История болезни

– О-о-о, машинизм… – Сара погрузилась в задумчивость; после чего заговорила как будто сама с собой. – Очень физическая вера. В конце концов, это ведь сконструированная религия. В ней не остаётся места душе или духовности, как нет чётко обозначенного места для души в нашем плотском теле. Очень уж плотно оно набито… Содержимым. Но разум! Он свободен, словно математика. Свободен от материального. Совершенный разум создаст совершенное тело. Совершенное тело станет достойным вместилищем для бога. И тогда он вернётся в нас, чтобы уничтожить это проклятое место.

Разговор прервался. Полынь на ходу раздражённо постукивала костяшками пальцев по непривычно твёрдой стене, недовольная тем, что не понимала большей части из произнесённого.

«Кто-то должен заботиться о делах, которые происходят здесь и сейчас, а не беседовать о вере», – сердито подумала она, а вслух спросила:

– Доктор, почему ты разрешила нам идти за тобой? Ты же сама нас остановила и назвала заражением.

– Заражение – это не то, что внутри вас. Слишком поздно бороться огнём с заразой бессмертия. Теперь не поможет даже пламя термоядерной реакции, слишком глубоко закопался конгломерат в гранитный слой земной коры. Здесь заражено всё – я, вы, эти стены, трутни наверху.

– Тогда зачем нас сжигать?! – возмущённо спросила Полынь.

– А я вас и не сожгла, – Сара издала сухой и надтреснутый смешок. – Подобные вам грязные шудры являются социальной заразой. Вы – вестники конгломерата, которого вы называете Плёнкой. Вы – ищущий усик слизневого гриба, разведчики колонии тараканов. Стоит только вам закрепиться, и Плёнка придёт вслед за вами.

– То есть, мы нужны Плёнке? – подал голос Джоз.

– Да. Она не распространяется вслепую, иначе давно бы уже протекла с грунтовыми водами за пределы комплекса, взломала бы внешний периметр, проросла гигантским деревом сквозь купол и разлетелась спорами в атмосфере. Человечеству очень повезло столкнуться с вежливым апокалипсисом. Весь Город – это огромный огненный шар ядерного взрыва, замерший, застывший посреди цепной реакции в ожидании… Разрешения? Приглашения? Вы же вестники, скажите мне, просветите меня. О чём думает Плёнка? Почему она сдерживается?

Повисла беспомощная тишина. Полынь оглянулась на Джоза – тот только пожал плечами и помотал головой.

Внезапно ей на ум пришли слова, сказанные кем-то другим.

– Мы не знаем и не способны узнать, – начала она. – Мы просто волоски, которые пытаются поднять ветер, чтобы склонить другие волоски в том направлении, в котором хотим упасть сами.

– Ха-ха. Может быть, травинки? Не волоски, а травинки?

– Я не знаю, что такое…

– Конечно, ты не знаешь, ты никогда не видела траву, – Сара ненадолго замолчала; после чего добавила: – Первый раз слышу подобные слова. Откуда они взялись в твоей голове?

– Их сказал Раджа. Он похож на Плёнку, только в тысячу раз меньше. И живёт глубоко в пещерах.

– Что же ещё он сказал?

– Что Плёнка не может договориться сама с собой. Потому что общение не обязательно приводит к пониманию.

Сара оглушительно шлёпнула перчаткой по стене и расхохоталась; эхо отразилось от голых стен и разбежалось по сторонам, превратившись в десятки разноголосых смешков.

– Я обязательно должна сходить к этому Радже! Но как же не хочется погружаться в ваше мерзкое гнездовище… Ну и куда же стремитесь склониться вы, маленькие травинки?

– На свободу, – уверенно ответила Полынь.

– Ха, конечно же. Очевидно. Но вы не можете склонить Плёнку на свою сторону… Может ли быть так, что она уже считает себя свободной?

Старший Инженер снова погрузилась в молчаливые размышления.

Догорающие ошмётки плоти остались далеко позади. Тоннель погрузился во тьму – единственным источником света в нём остались только наросты на теле чудовищного проводника. Затихли и вечные трели Плёнки; шорох и биение хаотичной жизни не проникали сквозь толщу скалы. Непривычную тишину нарушал только топот массивных ботинок Старшего Инженера и её тяжёлое, гулкое дыхание.

Внезапно она остановилась. Темноту коридора разрезала полоса света – резкая и яркая до боли.

– Советую прикрыть глаза, – не оборачиваясь, сказала Сара. – Я бы предложила сузить зрачки, но они вам не подконтрольны, несовершенные вы троглодиты.

Полынь зажмурилась.

Послышался скрежет металла. Глазные яблоки обожгло вспышкой даже сквозь веки. Сначала красная, она превратилась в сплошное серое марево – перегруженная сетчатка отказалась передавать цвет.

Откуда-то из сплошной белизны прозвучал голос Старшего Инженера:

– Не чувствуйте себя здесь как дома. Не хотелось бы пускать джунгли в мой маленький сад.

– Что это такое? – послышался голос Джоза.

Полынь недовольно распахнула глаза, борясь со жгучей болью. Как она может жмуриться, когда Джоз уже вовсю разглядывает обстановку?

А поглядеть было на что.