– Отойди от двери! Приказом Императора, за измену, на имущество Равдана наложен арест. Открывай все сундуки и клети, головешка!
Мидра нагло толкнул дверь, и поверенное лицо Равдана рухнуло на пол, сев, опершись на руки, еле слышно промямлило:
–И… ии… из… измена?.. Равдан изменил престолу?
– Молчать, тряпка! – над соглядатаем встал Ладим, поигрывая коротким мечом, – Равдан – изменник! И ты будешь ждать допроса здесь! Крапа, связать! И рот ему заткни!
«Кому это?.. Я – связать?..» Сын охотника ничего умнее придумать не смог, как, рванув единственную подвернувшуюся под руку тряпку со стола, усадить лысого на колченогий табурет и скрутить ему руки за спиной. Рот соглядатаю пришлось затыкать куском сушеной рыбы, одиноко лежащей на прилавке питейного зала бардака. «Так сойдет – орать не будет… Наверно…»
– Где рабыни, головешка? Есть кто в доме еще? – сердито поигрывая мечом, принялся расспрашивать Ладим плененного.
– Ффе ффсеесь! Фа ффеффу! Фе ффуфефааее, фоффу ффа… – принялся было причитать соглядатай, брызжа слюной сквозь импровизированный охотником кляп во рту.
И не найдя сил договорить, рухнул в обморок, свалившись с табурета.
– Что? И как это?.. – застыв в недоумении над бессознательным пленником, спросил спутников Ладим-мастер.
Ведун, не ответив, устремился за прилавок, где за рядами бочек с брагой по обыкновению прятали проход в недра идолимских бардаков. Спутники последовали за ним, еле успев разобрать впотьмах узкую лестницу, ведущую на верхние этажи.
Отряд поднялся на второй ярус дома.
– Щебень тебе в похлебку! – выругался Ладим, споткнувшись обо что-то в темноте коридора,– и где их, сестёр, искать впотьмах этих?
– За добротной дверью. Другую бы они уже сломали, – осторожно пробуя открыть дверь за дверью, отозвался Мидра.
Сыну охотника почему-то во всем коридоре, сплошь утыканном узкими дверцами, в глаза бросилась лишь одна, вделанная в дальний, темный угол. Прислонив к ней ухо, Лех попытался разобрать происходящее внутри.
– Сюда,– позвал сын охотника,– я слышу кого-то за дверью.
– Мечи на изготовку, – жестко произнес Ладим, – могут быть и не сестры.
Лех, собравши все силы что есть, пнул ногой дверь, распахнув проход темную коморку. И не успев даже удивится расторопности своих спутников, увидел с какой прытью ворвались в помещение старшие, держа над головами факелы. Когда же первая оторопь сошла с юнца, взяла вторая – в душной комнате без окон всего и было то, что два грубых топчана кровати и стоящая меж ними перевернутая вверх дном бочка. На топчанах, еле прикрытых жесткой грязной мешковиной лежали две молодые девчонки – ровесницы Леху. Их нагие тела, привязанные по рукам и ногам к краям лежаков, скудно прикрывали лоснящиеся от грязи тряпки. От увиденного у Леха вдруг пересохло в горле и непривычно жарко стало в животе. Ему теперь только и осталось, что повернувшись лицом в темный проход, встать в дверях, злобно поигрывая мечом.
– Живы! Мидра, в дурмане они, вроде как… – дрожа тревогой прозвучал за спиной Леха голос Ладима.
– Отойди… – хрипло отозвался ведун. – Верно. Дай-ка тот кувшин, Ладим.
«Никак ворожить будет?..» Любопытство взяло свое, и сын охотника украдкой покосился через плечо. Ведун уже извлек холщовый сверток из заплечной сумки и, подлив в глиняную крынку, стоящую рядом с топчаном на бочке, воды из кувшина, поднял сосуд над огнем своего факела. Лех, открыв рот и затаив дыхание, только и делал, что смотрел как Мидра, аккуратно приподняв девчонку на ближнем ко входу топчане под голову, дал испить из мисочки с варевом.
– Ну?.. Ну, что?.. – склонившись над пленницей, спрашивал Ладим.
– Подожди, не так все быстро… – отозвался ведун, давая питье второй девушке.
Наконец, одна из девчонок, слабо простонала и, завозившись на грубом ложе, попыталась освободиться от сковавших ее пут. Да разве так просто скинешь, что навязали накрепко?
– Отойди, вонючка старая! Отойди от меня! Укушу! – прошипела пленница и, яростней забившись в путах, ухитрилась сбросить и без того почти не прикрывавшее ее нагое тело тряпье на пол.
Леху огнем окатило лицо. Да только взгляда так и не нашел сил отвести.
– Вернулась, оторванка, – расплывшись в улыбке, с облегчением сказал Ладим. – Вернулась, гляди-ка!
Ведун тем временем сосредоточенно осматривал вторую пленницу, приподняв ей веко пальцем и обхватив ладонью девичье запястье.
– Койя? Ты слышишь меня, Койя? – хрипло взывал Мидра к окутанному дурманом сознанию девчонки.
Невесть как освободившая руку девчонка, до того не подававшая вида, что жива, схватила крепкой ладошкой за клок остатков бороды ведуна.
– Руки убери, подстилка имперская! Глаза выцарапаю! – прошипела Койя.
– Вернулись, Ладим, вернулись. Только развязывать не торопись. Ну, не узнала, дочка? – слегка улыбнувшись и не пытаясь освободиться от хватки спросил девчонку отец Мидра.
Койя уставилась на знакомое ей до боли, потрепанное временем улыбающееся лицо, с недоумением. Наконец, когда пелена ярости спала со взгляда, из ее глаз покатились слезы.