Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или

Глядя на бумагу, Риарден недоумевал, что это: грубая пародия на приличие или заведомо заниженная оценка интеллекта жертв, позволившая создателям документа напечатать сей текст поверх светлого силуэта Статуи Свободы?

Он медленно поднял глаза на доктора Ферриса.

— Вы не пришли бы сюда, — констатировал Риарден, — если бы не заготовили против меня козырной карты. Что за козырь?

— Разумеется, — признал доктор Феррис. — Я ожидал, что вы догадаетесь. Поэтому в долгих объяснениях нет необходимости. — Он снова открыл портфель. — Хотите взглянуть на мой козырь? Я принес несколько штук.

Подобно карточному шулеру, он одним взмахом руки раскинул перед Риарденом веер глянцевых снимков. Это были фотокопии квитанций из отелей и мотелей, подписанных именами мистера и миссис Смит.

— Вы, конечно, знаете, — промурлыкал доктор Феррис, — хоть и можете поинтересоваться, откуда нам известно, что под именем миссис Джей Смит скрывается мисс Дагни Таггерт.

Он ничего не смог прочитать на лице Риардена. Тот не наклонился к снимкам, не стал их придирчиво рассматривать, словно уже заметил в них нечто для себя неизвестное.

— У нас есть достаточно других свидетельств, — и доктор Феррис швырнул на стол фотокопию счета от ювелира на рубиновую подвеску. — Вам нет нужды знакомиться с показаниями привратника и прислуги мисс Таггерт, для вас там нет ничего нового, если не считать количества тех свидетелей, которые знали о том, где вы проводили ночи в Нью-Йорке в течение последних двух лет. Вы не должны слишком уж упрекать их. Отличительная черта нашего века — люди боятся сказать то, что они хотят сказать, но, когда их спрашивают, боятся промолчать о том, чего предпочли бы не произносить вслух. Это так понятно. Но вы бы немало удивились, узнав, кто дал нам главный козырь.

— Я знаю, — голос Риардена не дрогнул. Путешествие во Флориду перестало казаться необъяснимым.

— Среди моих козырей нет ничего, что причинило бы вред лично вам, — с особой интонацией уточнил доктор Феррис. — Мы знали, что никакие обвинения не заставят вас сдаться. Поэтому я откровенно сообщаю, что лично вас это никак не коснется. Это повредит только мисс Таггерт.

Теперь Риарден смотрел на него в упор, но доктор Феррис недоумевал, почему ему стало казаться, что это спокойное, замкнутое лицо стало медленно удаляться от него все дальше и дальше.

— Если о вашей интрижке станет известно всей стране, — продолжил доктор Феррис, — а этим займутся такие специалисты по копанию в грязном белье, как Бертрам Скаддер, ваша репутация не пострадает. Если не считать нескольких косых взглядов и нескольких пар поднятых бровей в кабинетах каких-то там ханжей, вы никак не пострадаете. Приключения такого рода свойственны мужчинам. На самом деле ваша репутация только выиграет. Она приобретет ауру романтического гламура в глазах женщин, а среди мужчин вы заработаете нечто вроде престижа, с оттенком зависти к вашей неординарной добыче. Но что она принесет мисс Таггерт, с ее незапятнанным именем и безупречной репутацией, ее особому положению женщины, ведущей бизнес строго по-мужски, что она с ней сделает, что увидит ваша любовница во взглядах всех встречных, что услышит от любого мужчины, с которым станет работать? Я предоставляю вам самому вообразить это. И поразмыслить.

Риарден не чувствовал ничего, кроме огромной пустоты и ясности. Как будто некий голос жестоко твердил ему: «Время пришло. Включить прожекторы! Смотрите». И он оказался нагим посреди сцены, облитый беспощадным светом, под пристальными взглядами, не чувствуя ни страха, ни боли, ни надежды — ничего, кроме желания понять.

Доктора Ферриса удивила его медленная, невыразительная речь, словно Риарден ни к кому не обращался.

— Так все ваши расчеты основаны на том, что мисс Таггерт — добродетельная женщина, а не потаскушка, какой вы желаете ее представить.

— Да, именно так, — признал Феррис.

— И на том, что для меня это больше, чем обычная интрижка.

— Разумеется.

— Если бы она и я были подонками, какими вы хотите нас выставить, ваш шантаж не сработал бы.

— Вот именно.

— Если бы наши отношения носили непристойный характер, как вы хотите их представить, вы не смогли бы нанести нам вреда.

— Верно.

— Тогда мы остались бы недосягаемыми для вас.

— Разумеется.

Риарден обращался вовсе не к доктору Феррису. Он видел перед собой длинную вереницу людей, протянувшуюся со времен Платона до наших дней, чьим наследником и конечным продуктом явился некомпетентный маленький профессор с внешностью жигало и душой головореза.

— Однажды я уже предлагал вам возможность присоединиться к нам, — напомнил доктор Феррис. — Вы отказались. Теперь вы пожинаете плоды. Как может человек вашего ума думать, что можно победить, ведя честную игру, вот чего я не могу понять.

— Но если бы я к вам присоединился, — с прежним безразличием, словно беседуя с самим собой, продолжил Риарден, — что я мог бы украсть у Оррена Бойла?

— Черт возьми, в мире всегда хватало простаков, которых грабят!

— Таких, как мисс Таггерт? Как Кен Данаггер? Как Элисс Уайэтт? Как я?