Атланта в Калидоне

Мой дух сам на себя восстал, и ныне я
Кричу от этих бед из глубины души моей, 1710
Что сносит боль и зло, и дни страданий,
И эту жизнь — неизгладимое бессилье.
Слаба, слаба, исполнена позора; и дыханье
Моё мне тошно, и весь мир, и яростные боги.
Где искупление? Что исцелит меня? Вернёт
Мне силу ног и цвет лица? Трава какая
Даст мне покой? А излеченье? А свободу?
Какое снадобье, питьё какое, боги, ныне
Меня сравняет с вами или со зверьми,
Что жрут, деля добычу со спокойным сердцем?
Мы видим их, но сами мы не можем
Вести жизнь как у тех природных тварей,
Что существуют по привычному закону,
Бездумно веселясь; а мы больны,
Смеясь иль плача, равно слепы, знанье
Теряем, свет лица и благородство сердца,
И руки слабы, и рассудок; каждый день
Грешим, и жаждем пищи, в злобе умираем.
Безумье вы послали нам, а не здоровье,
Грехи — за что, не знаем мы; и смерть
Возмездьем за грехи, внезапную погибель.
Что нам сказать теперь? Что нам пошлёте?

Как и положено, трагедия заканчивается морем слез. Судьбы исполнились, и много ли разницы — бунтовать или смиряться?

Кто восстаёт на богов?
Не сбить их, не сделать им зла.
Кто же связать их готов?
Что за сила им вред нанесла?
Не достать мечом их голов, 2320
Их власть прочней, чем скала…

Но, почему же не бунтовать, когда покорность не приносит плодов, и мойры все равно обманут и уведут в царство духов…

Часть 2: Вокруг текста

Автор, английский «викторианский» поэт, воображением своим жил скорее в эпоху

Эллады и Рима, чем в скучную пору промышленной революции. Он даже писал стихи на древнегреческом. Но, как и для всех нас, та эпоха была для него лишь отзвуком, знанием книжным и отвлеченным. Подчеркнем, что любое истолкование мифа, данное нашим современником, является вторичным и фантастичным. Собственно, даже Гомер и

Гесиод жили тысячу лет спустя создания этих историй, и даже до них они наверняка дошли в измененном и трижды перетолкованном виде.

Поэтому при чтении можно либо оценивать произведение per se, сознавая его литературную условность, либо — попытаться понять, что значил миф, положенный в его основу. Или что может он значить для нас — вряд ли можно угадать, что вкладывали его создатели 3000 лет назад…

1. Итак: жил-был царь Этолийский. Страна эта — очень маленькая по российским меркам область на севере Греции, у побережья. И забыл тот царь принести жертвы богине Артемиде, за что та наслала бедствие…

Сразу же возникает вопрос: как это царь мог «забыть» ритуалы, тем более что порядок жертвоприношений определялся не царями, а жрецами? Не вероятнее ли, что в той стране культ Артемиды не поддерживался? Возможно ли такое?

Действительно, по данным историков, Артемида и Аполлон — не исконно греческие боги, их культ (а это существа парные, брат и сестра, мужское и женское божества) был принесен с Востока. Мифы указывают и место их «проникновения» — остров Делос, у берегов Малой Азии. Так что вполне вероятно, что в северо-западную Этолию культ дошел не сразу. И тут надо отдать должное проницательности Суинберна — в пьесе очень реалистически воспроизводится процесс инфильтрации новой религии в среду, уже занятую «традиционными верованиями» (так сейчас выражаются православные батюшки). А именно: сначала вера распространяется среди «низов» (гимны Артемиде поют девушки-селянки, охотники…) и людей, как-то выходивших за пределы влияния собственной культуры (царский сын Мелеагр, плававший в Колхиду за Золотым руном и вообще многие страны повидавший). «Элита» же держится привычных убеждений — или скорее, способов управления массами — и новое яростно преследует.

Таким образом, «семейный конфликт» предстает маской конфликта религиозного и политического: наследник престола изменил вере отцов, полюбил посвященную чужой богине. При нем, скорее всего, новый культ будет поставлен высоко…