Одна из причин, по которой нравственные аргументы не действенны в изменении нашего поведения, заключается в недостатке непреложности, в их радикальной неубедительности в таком нравственно разнообразном обществе, как наше, где аргументы могут исходить из несовместимых предпосылок. Но есть и нечто более глубокое. Нравственный аргумент часто может казаться убедительным, если он не слишком точно изложен и логически не завершен, но он почти всегда неубедителен, если он логичен. Нелогичный прагматик удовлетворится признанием, что боль плоха, что животные испытывают боль и что, таким образом, при прочих равных, мы должны облегчать страдания животных, если можем это сделать небольшой ценой. Вы же, исключительно логичный прагматик… не довольствуетесь подобной чепухой. Вы хотите довести тезис о том, что боль плоха, кто бы ее ни испытывал, до логического предела.
Но как же в таком случае строить этическую систему, не опираясь на замшелые традиции и религию, которая далеко не для всех обладает авторитетом? По мнению Ричарда Познера, опираться следует на интуитивную обязательность нравственных принципов в коллективном сознании общества. Иными словами, невозможно с помощью простой логики внушить большинству людей, что ходить с бритым подбородком безнравственно и, напротив, что вполне этично сжигать на костре вдову после смерти мужа, хотя существуют общества, где традиция диктует именно такое поведение.
Но можно ли доверять этой интуитивной обязательности? Питер Сингер приводит в пример тот факт, что до сравнительно недавнего времени большинство людей верило в превосходство одной расы над другими, в законодательном порядке преследовало иноверцев, гомосексуалистов и другие меньшинства. Значит ли это, что подобные действия были нравственными – по крайней мере в то время? По мнению Ричарда Познера, подобные взгляды основывались на заблуждениях, и эти заблуждения развеивались вовсе не философами, а нравственными активистами, социальными лидерами и просветителями, такими как борец за гражданские права чернокожих Мартин Лютер Кинг или феминистка 60-х годов Бетти Фридэн.
Возражая Познеру, Сингер обвиняет его в этическом нигилизме, в неверии в силу логического аргумента, и сравнивает с уже упомянутым платоновским Тразимахом из «Государства». В ответ Познер напоминает, что Тразимаху возражал философ Сократ и что он противопоставил его нигилизму модель тоталитарного общества, где господствует цензура, где разрушена семья и где правят философы.
Ричард Познер, как и Питер Сингер, не верит в то, что цена человеческой жизни бесконечно превосходит цену жизни животного. Но он не может согласиться с тем, что эту жизнь можно разбить на сотню жизней шимпанзе. Он просто отрицает существование подобной линейки и шкалы, утверждая, что есть области, где наше искусство счета теряет силу. Питер Сингер не изобрел нравственную арифметику, которую изобличает в его теориях Ричард Познер. Она восходит еще к тем временам, когда этика стала освобождаться от безраздельного господства религии и обретать философскую самостоятельность, к эпохе Просвещения. Общеизвестна старинная этическая задача: если горит дом епископа, то кого следует спасать в первую очередь – самого епископа или его служанку? Сегодня для нас ответ неочевиден, и это уже само по себе свидетельствует о многом, но тогда он был ясен: надо спасать епископа, потому что он приносит больше пользы обществу. Такой ответ грешит именно тем отсутствием внутренней непреложности, о которой упоминает Познер: далеко не всякий обязательно согласится с тем, что труды епископа приносят больше пользы, чем работа служанки, и, что еще важнее, не всех устраивает сама оценка человеческой жизни на основании приносимой пользы – слишком уж это отдает коммунистическим бараком. Кроме того, я вполне могу считать пользой то, в чем другой усмотрит несомненный вред.