Атмосфера

А мама добавила – до дальнейших распоряжений – из дому не ногой.

А в школу как же?

Не ерничай. В школу – обеими ногами и, главное, головой, потом сразу домой, понял?

Отец, обычно позволяющей женской половине семьи проводить с сыном воспитательную работу, солидно и глубокомысленно кивал головой, в этот же раз с связи с серьезностью положения, счел нужным добавить – сынок, ты это… смотри!

Следующие несколько дней снова не принесли никаких новостей, а заявившаяся после трехдневного перерыва Неллька задала Полине очень странный вопрос – слышь, Поленька, ты не знаешь какой глубины наш омут?

Какой омут?

Так один он у нас. Белоомут…

Зачем тебе?

Да просто так спрашиваю, интересно стало. Старики говорят, что в нем толи пятнадцать, то ли все двадцать пять метров.

Не знаю, по-моему даже пятнадцать метров – это очень много. Это примерно пятиэтажка, верно? Что-то высоковато, то есть глубоко для омута.

Ты считаешь?

Точно не знаю. Попробуй с кем-нибудь еще поговорить, с учителями, с географом, к примеру. Поленьке хотелось еще раз переспросить зачем подруге эта странная информация, но передумала – все равно не расскажет. Если бы собиралась – с этого бы и начала Подруга, которая раньше, надо не надо вываливала на Поленьку все свои мелкие и крупные секреты, удивительным образом изменилась.

Такая перемена означает только одно – у подруги появился другой доверитель – вздохнула Полина. Все бы ничего, лишь бы человек хороший.

* * *

Еще через несколько дней в Коптев после долгого отсутствия вернулась пара известных местных бомжей – Манька и Митька. Когда-то они жили в городе, и даже имели свой собственный домик, небольшой огородик и кое-какую живность, пока алкоголь не утопил окончательно в своей горечи реальные связи с этим миром.

Теперь от живности осталась одна собака – Тришка. Домишка их деревянный сгорел, едва не вместе с ними. У Митьки левая сторона лица до сих пор темнела старым ожогом – след о розыске пьяной Маньки по всему горящему дому. Когда на коленях, щупая пол, ищешь человека в огне-дыму, маленький дом превращается в бесконечные хоромы. Такую мысль к ожогу оставила память Митьке, он называл ее почему-то позитивной.

Каждое лето Манька с Митькой отбывали из города, как они называли «на гастроли», а зимой – возвращались на «зимние квартиры». Жили они раньше в старом особнике, кое-как оборудовав под жилье одну комнату поменьше, установив в ней буржуйку и впихнув трубу в забитую фанерой окно.

Маньку и Митькой в городе любили и многое прощали за их актерский дар, особенно Манькин. Кто знает, откуда он берется – не обученный затверженный набор типажей и отработанные профдвижения, а настоящий природный дар. Человек играет, как говорит. Ему ничего не стоит в момент предстать сумасшедшим, ли и даже инвалидом. Или первоклашкой, а казалось – о возрасте и пропитом личике артистки забыть просто невозможно. Или королевой – даже кости сутулой спины послушно распрямляются – попробуй нормальный человек – никогда не получится. Или с ходу залиться обильными слезами. За секунду и в два ручья – да с такой скоростью возможно лишь одну известную естественную нужду справить.

Манька могла пародировать кого угодно, не взирая на актерские дарования и вокальные возможности объекта. Конечно, пропитый и прокуренный голос давал временами неотвратимую оттяжку, но тем не менее пародии не портил, обогащая вокал этакой приятной дичиной.

Манька – Мария Николаевна – была никак не рядовым человеком. Образована? Да. Интеллигентна, так же как ее родители? – пожалуй. С одним несомненным отличием – всегдашней уверенностью в собственной правоте. Марья Николавна на все имела собственное мнение. На нее невозможно было оказывать давление и когда-либо хоть в чем-либо переубедить. В свойственной ей милой манере она тут же легко доказывала призывающему ее к чему-нибудь собеседнику, что он совершенно не прав, оставляя у последнего неприятный осадок собственной, мягко говоря, неумности. А ведь среди ее собеседников имелись и такие, как директриса школы и прочее и прочее, ведь Мария Николаевна была в молодые годы учительницей русского языка и литературы, вела в школе совсем не дурной драматический кружок, лично замечательно в нем играя, и даже брала со своими ребятами в областных конкурсах первые месте, безо всякого на то блата.

Подобные логичные мозги сложно прятать, а присущее интеллигентности откровенность и искренность не только не позволяли Маньке – Марии Николаевне идти на сделку с совестью, а проявлять хоть какую-то гибкость.

Учительские женские коллективы, как бы родителям этого не хотелось, ничем от любых других женских коллективов не отличаются и через несколько лет совсем еще молодую женщину, дружно навалившись всем школьным педагогическим составом, отлучили и от учеников в учебном процессе и от тех же учеников в драмкружке.