Атолл

— Бог мормонов — это тот же бог, что у католиков и протестантов, бог всех людей Паумоту и всех братьев. Матаоа родился по воле бога не в хижине, полной женщин, ожидающих, когда прекратятся боли и роженица разрешится от бремени, а в лодке Мато, лучшего ныряльщика среди нас. Разве отец не хочет, чтобы сын стал его преемником на том поприще, на котором он сам достиг совершенства? А что означает рождение в лодке, как не то, что бог хотел, чтобы сила и ловкость Мато в подводной охоте были переданы его сыну Матаоа, чтобы тот, став взрослым, заменил своего отца, когда тот захочет уйти на отдых? Чего хочет бог, то всегда свершается, вот почему этот младенец, лежащий на руках своей матери, однажды станет великим ныряльщиком, как его отец. От имени всего населения и от своего имени я, вождь Арутаки, выражаю радость и гордость по этому поводу нашему брату Мато и нашей сестре Техине.

Эта речь произвела настолько сильное впечатление, что долгое время все хранили молчание. Недаром Фареуа был вождем! Сам Мато был поражен правдивостью его слов. Родился в лодке! Разве не значило это, что бог отметил Матаоа, предопределил, что он станет великим ныряльщиком, самым великим ныряльщиком, какого когда-либо видели на Туамоту? А разве на следующий день этот знак божественного провидения не был подтвержден тем, что вопреки своим привычкам неподвижная мара, совсем потерявшая осторожность, появилась в двух саженях от поверхности!

Поднялся другой оратор, ныряльщик с Апатаки, затем еще один, и, наконец, взял слово Моссиу, отец Мато и дед Матаоа.

Моссиу уважали за религиозность и глубокое знание Библии. Тело его уже начало дряхлеть, но лицо, по-прежнему мужественное, всегда было озарено улыбкой, доброй и благожелательной. Выражение всеобъемлющей любви сияло в его глазах.

Все выступавшие до сих пор ораторы соревновались в красноречии и старались перещеголять друг друга силой голоса. Моссиу говорил тихо, и именно благодаря этому мысль его казалась более ясной, а слова более точными. Он напомнил о происхождении атолла Арутаки и прославил красоту моря за коралловым поясом, на котором растут кокосовые пальмы, а также лагуны, изобилующей рыбой.

Моссиу уже стар, но никогда не устанет он восхищаться чудом жизни, порожденной любовью. Поистине каждый мужчина и каждая женщина должны испытывать, 16 как и он, радость пребывания в этом мире, покоя и счастья среди своих собратьев. Благословенны все дни и годы на этой земле, но у каждого есть особо счастливые моменты, как те, что пережили его сын Мато, его невестка Техина, а также Тао и он сам, Моссиу, когда Матаоа появился на свет. Пусть все здесь разделят их радость!

— Этим счастьем мы обязаны богу, только ему, — продолжал Моссиу. — Мы обязаны ему всем, так как без него мы не имели бы ничего и были бы ничем. Он создал жизнь, которую мы передаем через любовь, и продолжает давать жизнь всему, что нас окружает, — всем животным и растениям. Ребенок, только что родившийся, сосет молоко из груди матери, а потом будет питаться плодами хлебного дерева, кокосовыми орехами, мясом рыб, черепах, птиц, поросят… Еще позже он найдет все необходимое для постройки своего дома, а то, что ему не хватает, сможет приобрести, добывая перламутровые раковины со дна лагуны. Никогда не должен он забывать, что этими дарами обязан богу, в особенности тогда, когда в свою очередь передаст жизнь, которую передали ему.

Старик сделал паузу и затем заключил громким голосом:

— Я благодарю бога, создавшего небо, море, наш остров, эту лагуну и сегодня нашего Матаоа.

Мато уже десять раз объяснял, как мара неподвижно лежала около ямки, так что он мог проткнуть ее острогой, как если бы это был коралл. Столь благоприятное для Мато положение мары, несомненно, явилось божьим знамением, это первая рыба из пойманных им, а их было так много, что лучше и не пытаться сосчитать. После того как яства были съедены, гости не расходились и продолжали тянуть стакан за стаканом пиво из сахара и перебродивших дрожжей — несколько бутылей такого пива всегда имелись в запасе у Ли Мина.

Одни пели, аккомпанируя себе на укулеле[10], другие разговаривали о последних событиях сезона сбора раковин. Наконец, выпитое пиво дало себя знать, и наступил момент, когда последний из сотрапезников, пошатываясь, удалился, крепко пожав на прощание руку захмелевшего Мато. Все же он был достаточно трезв, чтобы не забыть, что он решил сделать, пока Моссиу произносил речь. Мато любил и уважал своего отца, но Моссиу был склонен больше к размышлениям, чем к действию. Покойный дед — вот кто сделал из Мато великого ныряльщика, и, хотя деда уже давно не было на свете, Мато сохранив к нему еще более сильные чувства, чем к Моссиу.