Повторный тщательный обыск ничего не дал. Не найдено ни единого документа, который позволил бы определить личность умершего или хотя бы его национальную принадлежность. Конечно, исследованы пальцевые отпечатки. Но в картотеках полиции Франции человек с подобными папиллярными узорами не зарегистрирован. Теперь у расследователей вся надежда на картотеки Интерпола.
Выслушав информацию, Ловетти заулыбался, шумно перевел дыхание:
— Не поможет ни Интерпол, ни сам дьявол!
— Не понимаю, чему вы радуетесь? — резко сказал Лашке. — Неудачу хотите выдать за победу. Ведь объект невредим. А впереди акции не менее трудные, в частности против персоны Четыре семь. С чем вы пойдете на эту глыбу? Надеетесь на успех при столь низком уровне подготовки?
— Предложите лучший вариант. Дайте свое решение проблемы.
— Решение есть, и вы знаете, что я имею в виду.
— Речь идет о русской ученой?
— О ком же еще! Я заполучил ее, доставил на остров. Она вполне может заменить француза. Почему не работаете над ней более энергично?
— Последние сообщения Аннели… — Падре, все это время державший чашку, поставил ее на стол, вытер пальцы салфеткой.
— Не верю! — перебил его Лашке. — Не верю, что русская добровольно пойдет к нам на службу. Весьма квалифицированные специалисты уже сломали зубы об этот гранит. Сломаем и мы, если не отыщем другой путь. Убежден, справиться с ней можно, только применив силу.
— Что вы имеете в виду? Побои? Быть может, смирительную рубашку? — в голосе Ловетти была откровенная насмешка.
— Ни то ни другое. Есть путь куда более эффективный. Впервые его применил Вольфрам Зиверс. В лагере Биркенау потребовалось заставить работать некоего видного патологоанатома. Строптивый поляк не шел на контакты, хотя к нему применили весь арсенал средств принуждения, включая те, что были вами названы… И тогда заключенному впрыснули наркотик.
Поляк бешено сопротивлялся, но сила есть сила. На следующее утро инъекцию повторили. Так продолжалось две недели — каждый день новая доза наркотика.
Организм привык к инъекциям. Теперь заключенный считал минуты до того времени, когда к нему придут люди со шприцем. И вот инъекции прекратили.
Поляк валялся в ногах у Зиверса, умоляя, чтобы ему дали наркотик. Он был готов на все, лишь бы получить очередную дозу.
— Этот человек должен был погибнуть, — сказал Ловетти.
— Он и погиб. Но до этого хорошо потрудился на Зиверса. И русская тоже обречена, будет она с нами или нет. Не отошлем же мы ее назад!.. Нет, пусть потрудится на острове. А там, чем черт не шутит, вдруг и в самом деле смирится, станет послушной. Тогда можно будет предпринять необходимое лечение…
Выговорившись, Лашке откинулся в кресле, закрыл глаза.
— Я согласен с тем, что сейчас услышал, — сказал падре.
Ловетти молчал, погруженный в раздумья. Вот он вздохнул, потянулся за сигаретами. Лашке зажег ему спичку.
— Спасибо! — Ловетти глубоко затянулся сигаретой. — А какой был наркотик?
— У меня записан рецепт. Найду его, когда вернемся на остров.
Разговор прервался. Вошла Сизова, как всегда улыбающаяся, элегантная, подтянутая. Садясь в кресло, бросила взгляд на приемник:
— Были новости? Смельчак, которого схватили, стал говорить?
— Нет, — Лашке поднялся с кресла, сунул руки в карманы, расставил ноги. — Смельчак не заговорил и вообще никогда не раскроет рта. Он мертв. Умер перед тем, как его собирались допрашивать, вдруг повалился на пол перед ошеломленными полицейскими. Вот ведь как умеют умирать люди — в самый нужный момент… Но бог с ним. Сейчас разговор о вас. Вы напоминаете мне одного близкого человека. Мою жену.
— Сходство внешнее?
— Отнюдь. У вас одинаковая манера держаться, говорить, особенно если это разговор со слугой.
— Вот как! Она испанка, ваша жена?
— Немка! — Лашке поднял палец. — В том-то и дело, что немка чистых кровей.
— А вы сами?
— Тоже немец. А мой друг, — Лашке потрепал Ловетти по плечу, — мой друг итальянец.
Падре глядел на Сизову и барабанил пальцами по крышке стола. Потом спросил, в самом ли деле она испанка.
— Испанка?! — воскликнула Сизова. — С чего вы взяли?
— Но ведь ваше имя Мария Сорилья?
— Допустим.
— Допустим? — переспросил падре. — Как это понять?
— Даже не знаю, что ответить… Давайте вернемся к этой теме чуточку позже.
Ловетти стремительно поднялся с кресла: