– Недожаренным. Но скоро будешь выглядеть как дорито, дружок.
– Прямо в точку.
– Значит, в конце ты не замёрзнешь.
– Мой стиль. Знаешь, мы с Китти часто занимались тазерным сексом.
– Она о тебе особо не говорит.
– Очень скрытная леди.
– Настолько, – Мэдисон зажимает амортизатор губами и прикуривает, – что её там не было.
– Дистанционно нет отдачи – она идеальный преступник.
– Никто не идеален, Гарри. Тебе надо было уезжать из города, пока была такая возможность.
– Моя мораль была в аду разработки. Я сроду ничего похожего не делал.
– Похожего на что?
– Халтурка на стороне. В один прекрасный день я осознал, что мы с Китти окажемся в двадцатимиллионном доме и будем биться за еду с белугой, представля-ешь? Что, мне надо было оставаться на этой работе, пока я бы не покончил с ней кулаками? Легко, как пасть в очереди, уверен. Но когда я взял образец той тыквы…
– Ты знал, что она, должно быть, дорогая, да? Джентльмен ради неё так напрягался.
– Не сразу. – Фиаско кажется смущённым. – Я считаю бдительность разновидностью ненадёжности. Доставил мозги Кэндимену, но потом во мне просну-лось что-то вроде интуиции. У некоторых болят ноги при перемене погоды – я чувствовал её в своей рубашке. В штанах появился настоящий якорь. Так что я вер-нулся на следующий день, спёр мозги и как следует разглядел эту прелесть. Похоже на древесный нарост и на ощупь – как яйцо в мешочке. Потом я понял, что не знаю, кому продать тыкву. Не знал даже, почему из-за неё столько шума. Но вот мне надо куда-то пристроить голову, исходящую паром. Сбыть её я не могу, вернуть джентльмену тоже, и я решил: пожалуй, спихну её Термидору, скажу, что случайно увидел хорошую штуку и занялся ею как бы от его имени, никто знать ничего не знает, как обычно. Но к тому моменту прошло немного времени, я не знал, какой приём встречу, может, придётся спешно скрываться, и конечно я не вплыл в двери Крепости с товаром в протянутых руках. Самый лёгкий способ сойти с ума – послать его по почте.
– Камера хранения?
– Центральный вокзал Светлопива. Пять-восемь-девять. Ключ отправил по почте Сайта-Клаусу.
– Забавно.
– Что?
– Почему ты всё рассказываешь, Гарри? Мы с Тэффом не особо тебе помогали.
– Всё перевернулось, мисс Барбитур. Понимаешь, смертный приговор – как декларация любви. Несколько слов – и весь мир изменился. Жизнь поздоровалась со мной пинком.
– Если ты выйдешь, группировка разберёт тебя на части и выбросит инструкцию.
– Меня не выпустят – Блинк набирает негодование за щёки, как хомяк. – Скорее всего, я щёлкну, как жук на сковородке.
Мэдисон гасит аморт.
– Ладно, спасибо тебе, Гарри. – Она встаёт, чтобы уйти.
– Эй, мисс, увидишь Китти, передай ей, что я её люблю. Скажи, я буду ждать её на сухой стороне.
– Обязательно, Гарри.
Мэдисон уходит по коридору прочь из комнаты неудачников.
– Жизнь стреляет первой, леди, – кричит Фиаско ей вслед.
Когда она доходит до конца коридора, Генри Блинк заворачивает за угол, перемещаясь в другую сторону.
– Ах ты красотулечка. Как давно ты знакома с нашим Вертопрахом, мисс Барбитур?
– Как давно ты ходишь прямо?
– Оу, да ладно тебе, Мэдди, ты разбиваешь моё сердце.
– Разбивай себе сердце сам – у меня дела.
Она шагает прочь, а он за её спиной ошеломленно пыхтит уважением.
Нада Нек заскочил в больницу как представитель праздника жизни.
– Неплохо выглядишь, Блоха. Люблю уши. Хотел извиниться за то, что стрелял в тебя в баре.
– А, забудь. – Блоха продолжает есть дыню, а Нек прогуливается мимо постели к окну. – На самом деле ты, скорее, оказал мне услугу. Вроде в тот день я совершил преступление нового вида. Близняшки Кайер были здесь, чтобы дать беспристрастную оценку.
– Слышал, эту больницу закроют, сделают какую-то бейсбольную свалку покойников. Да, на почтовых марках в этом городе рисуют черепа. Что напоминает мне… – Перешагивая, он вытаскивает из кармана вьюгу конфетти с портретом Атома и метёт её на постель Блохи. – Не знаю, что это – золотая пыль или пришлёпнутая моль. Не хочешь объяснить мне?
– Я тебе всё объяснил, – поднимаясь, излагает Блоха. – Чётко и однозначно.
– Блоха на стене, а? Как твоя грудь?
– Я в идеальной штормовой форме. – Блоха кладёт дольку дыни и вытирает руки о простыню. – Ладно. Однажды я видел, как Атом приподнимает «Фольксваген-жук» 69-го года. Он потянул правое плечо и сломал спину в трёх местах. Суровый парень. Сказал, мол, ему показалось, что курица – голубь на ходулях.
– Хочешь подработать остряком – пойдёшь веселить мою мамочку. Ты назвал Атома кротом.
– Ага. Любит сидеть в тени. У него собака, вывернутая наизнанку. Использует её дыхательное горло вместо поводка. Говорит людям, что работает маляром. Однажды вошёл в Реакцию с обаятельным копьём.
– Как может копьё быть обаятельным?
– Такая хитрость.
– Так значит, он ненадёжный.
– Не сказал бы.
– Блоха. – Нек раскуривает аморт. – Я занятой человек.
– Ну ладно. Ладно, как бы лучше сказать? Давай так: он из тех, кто голодающему пошлёт по почте свой аппендикс.
– И что? Всем плевать на свой аппендикс.
– Ему не плевать. Он его любит.
– Он любит свой аппендикс.