– Именно это я и пытаюсь сказать. Целует его всё время.
Нек нервно затягивается.
– Как может человек целовать собственный аппендикс?
– Этому только дай, – он сделает, что хочешь.
– Ладно, не дам. Если он готов использовать такого сорта возможности. Боже Всемогущий!
– Раны Атома идут глубоко. Знаешь этот эксперимент, где паукам дают разные наркотики и смотрят, какую паутину они сплетут? От спида получаются руины, от бургеров – древний улыбашка, и дальше в том же ключе. Старик Атома был архитектором. Его укусил тарантул. Он начал созидать членистоногие здания – осьминогие, с восемью выступами, ага? Яд тарантула – церебральный и спинномозговой стимулятор – изменяет сознание, его использовали цыганские варщики, чтобы высвободить то, что они называли «чёрной горящей душой». Оставляет постоянный отпечаток на нервной системе, так что это тебе не известный наркотик. И эти здания имели сверхизмерения: глубокие крылья, открытые углы, проходы в невозможных направлениях. Старик называл ксерокопии картами сокровищ. Однажды, когда Тэфф был ещё ребёнком, его папка исчез в одном из своих строений. Тэфф вошёл в кабинет, чтобы забрать ксерокопию – она торчала прилепленная к стене, а в середине комнаты в воздухе плавал один из тех крестов, что отмечают точку, и потихоньку гас. К тому моменту, как он позвал людей на помощь, креста уже не было. И он больше никогда не видел отца.
Помолчав некоторое время, Нек принимается равнодушно изучать свою сигарету, потом вроде бы вспоминает о Блохе.
– Блоха, ненавижу быть одним из тех людей, но…
– Я знаю, как это звучит, Нада, поверь мне. Знаешь странный участок Сканера, где раньше была Падшая Улица? Теперь там хаотичная тьма, если подойти к ней близко, начинает кружиться голова. Атом там разрядил пистолет, пистолет для фокусов, по имени Славная Рука.
– Какой-то хитрый упрёк?
– Всасывающий пистолет. Я слышал, он и в самом деле вопит.
– Этерический?
– Этиграфическая пульсирующая рукоятка, всё, что я слышал, берёт пробу жертвы и переворачивает её, как боевые искусства, где уклоняются от твоего удара и валят тебя с помощью твоего же собственного веса. У скорпиона достаточно яда, чтобы убить другого скорпиона.
– Так что он использует врага.
– Это Светлопив, Нек, – ситуационизм здесь просто фасад.
Нек досасывает сигарету до фильтра.
– Первый амортизатор за день – самый крепкий. – Он щелчком запускает бычок.
– Привет, болтун, – просветлённо говорят Близняшки Кайер, засовывая головы в дверь. Они входят, разные, как сумерки и сумерки, и улыбаются Наде Неку. – Приветик, простой парень.
– Я как раз собирался уходить. – Нек фланирует к двери. – Пришлёпну тебя позже, Таракан.
Когда Нек уходит, Близняшки садятся на оба края постели Блохи. Их молчание пугает его.
– Всё плохо?
– Не знаем даже, как тебе сказать, Блоха.
– К чему вы клоните?
– Когда носастик начал палить из этого «довода М61», – тихо говорит Близняшка, – он вогнал этерический образчик своего намерения убить тебя в щит этерической заурядности твоего фильтра обаяния.
– Мы думали, – продолжает другая, – что их наложение могло синтезировать что-нибудь новое.
– Вроде чего?
– Осадок от нейтрализованного намерения. Появившийся между вами на чувствительном уровне. Там было не просто отражение, потому что шло воздействие на базовые частицы этерики Нады.
– Скажите страшную правду, какое обвинение?
– О бедный Блоха. Могло бы получиться «посягательство на чужую волю на уровне души как источника». Что вышло бы за пределы известной систематики правонарушений.
– Но?
– Была аннулирована только этерика в выстреле. У Нады при себе её осталось вполне достаточно.
– И? Ситуация развивалась по моему плану.
– Нет, Блоха. Ты не знал, что есть этот слюнявчик – твой шаг был непредумышленным. Мне очень жаль.
– Это неправильно. Я… Я вызвал огонь, подставившись – метафизическая провокация, ага? Подстрекательство к насилию.
– Удачного выздоровления, мистер Лонца, – говорят Близняшки, вставая.
– Подождите, есть законы насчёт подстрекательства, не какая-то душевная хренотень. – Блоха впадает в ярость. – Это же законодательство оценивает, что есть преступление?
– О нет, мистер Лонза, – говорят они. – Все знают, что есть настоящее преступление.
– Я же в теории совершил преступление? Близняшки останавливаются в дверях, оглядываются на Блоху с глубочайшей жалостью.
– Пока, ловкач.
Оставшись один, Блоха бормочет:
– Я же не сделал ничего неправильного?
В коридоре Близняшки резко останавливаются, поворачиваются друг к другу с круглыми глазами.
– Посягательство на чужую волю на уровне души как источника, – шепчет одна.
– Законодательство, – выдыхает другая.