Атом (Atom)

Он шагом идёт к двери, как лев, и быстро оглянувшись назад, делает ноги. Держа воздух открытым для удара из окрестностей, он идёт через пролом в шифере и батисте, сходящийся за его спиной, летает над башнями и потрясающими монументами; сужающиеся дистанции несутся по венам, пространство бесподобно разбивается. Блуждающий беспорядок захлёстывает геологию, дырявит побережье зелёным. Тропические лодки полны народу, голубые и красные одежды, жаркие капли глубокого лета, иллюзии сочатся из нектара, как амазонский яд. Он ведёт безгласую науку в горы, указывает на землю под тающими облаками, торопит… Потом он проглатывает богов и засыпает, и во сне он – мэр кошмарного города, неподвижно лежащий в маслянистом переулке.

Президент выходит на сцену с прожекторной улыбкой и окопами глаз. Его седые волосы – ледяная упаковка злого кипения головы. Гром ударов слева приветствует его выход.

Гон компании медленно сужается до тонкого фокуса.

– На плоде свободы есть пятна, – объявляет он. – Их зовут выборы. Человека делают лозунги. Я возглавил важный переход от правительства, равнодушного к одобрению людей, к такому, которое принимает это одобрение как данность. Я решительно готов завершить этот переход, хотя он и непопулярен. Я не намерен укреплять плацдарм, чтобы потом спустить его на гадских пеликанов.

После аплодисментов объявляют мэра, и когда Атом выходит в подходящем плаще, все отрицают то, что видят – им сказали, что будет мэр, значит, мэр будет любой ценой. Можно было и не париться – среди мэров такая текучка, что никто не способен угнаться за ней и запомнить их имена или внешность.

– Мистер президент, – разнузданно говорит Атом, – это была потрясающе лукавая речь. Я уверен, каждый ублюдок в зале присоединится к моей благодарности. И пока вы не вернулись обратно в ад, я хотел бы подарить вам скромный символ нашего соучастия. Мы с прочими власть имущими думали долго, тяжко, до набухших вен, что могло бы подойти. Возможно, что-нибудь символичное? Что-нибудь такое дурацкое на память? Мы на этот счёт неплохо посмеялись. Но было решено вручить то, что вам действительно нужно. Так что вот вам мозг, в эдаком холодильничке. Надеюсь, он доставит вам удовольствие.

Атом передаёт криоящик, и лучащийся президент открывает его. В буре оваций они с Атомом обмениваются рукопожатием перед стробовспышками фотоаппаратов, ящик наклоняют, как дарственную тарелку.

– Мистер президент, – говорит Атом сквозь тиски улыбки, – в день, когда памятник Аврааму Линкольну посмотрит в сторону с жуткой тоской и шагнёт вниз, как гигант Харрихаузена, ваши яйца раскатаются в блинчики.

ДНЕВНИК АТОМА

Сова с лицом, похожим на всасывающий вентилятор. Филигрань золотого трубопровода, потеющего корневой водой. Гигантский кролик в рулевой рубке пропавшего контейнеровоза уставился вперёд, дёргает носом, игнорируя установленное оборудование радиопеленгации. Зеркально ледяное небо. Моросящий дождь. Засеянное поле едва начинает проламываться.

15 – Человек в глазах правосудия

Гарпун Спектр закрывает портфель из несброшенной кожи ящерицы и встаёт, дабы скрыть результаты подсчёта. В глазах Блохи Лонцы беспомощное выражение. Это должен был быть его праздник, но он чувствует, что его забыли, как вчерашний воздух.

– Мы собрались здесь, – говорит Спектр, медленно прохаживаясь, – чтобы рассказывать солёные истории вокруг костра нашей злобы. Чтобы раскрыть сундук с сокровищами наших воспоминаний, пока мы льём горькие прощальные слёзы. Чтобы придать крупицу смысла той вынужденной десятой ошибке, как мы называем наши жизни.

Судья, фигура из расплющенной серой шпаклёвки, падает духом.

– Боже всемогущий, Спектр, – говорит он, стискивая лицо в попытке прийти в себя, – хватит уже, просто скажи – в чём твоё доказательство?

– Обещаете не смеяться?

– Скромность бесполезна, если все согласятся с тобой, Спектр, – не испытывай её.