Атомная катастрофа на Урале

Мне наиболее вероятной кажется следующая цепочка событий. Стальная емкость заполнялась в течение определенного, сравнительно короткого, срока, нам неизвестного. Но в ней были отходы, поступившие, скорее всего, за период от 50 до 100 дней работы радиохимического комбината (до взрыва). Каньон был заполнен водой. При периодической смене воды (частота нам неизвестна) обнаружилась утечка радионуклидов из емкости в каньон. Это исключало обычный цикл смены воды. Видимо, утечке предшествовало отключение внутренней системы охлаждения и именно разогрев жидкости вызвал утечку. После остановки активного охлаждении раствор в емкости стал нагреваться. Однако закипание, которое началось, очевидно, через 25–40 часов, происходило сначала в каньоне, а не в емкости. Концентрированные растворы имеют более высокую температуру кипения. Но закипание сильно загрязненной воды в каньоне привело к формированию аэрозоля с радиоактивностью. Радиоактивный фон во внутреннем помещении хранилища (с 60 емкостями, большей частью от старых захоронений) повысился – не заметить это было невозможно. Возникла аварийная ситуация, и не исключено, что о ней не стали докладывать И. Курчатову или в министерство, а решили принять местные меры. Средств перекачки жидких отходов в резервную емкость, очевидно, не было. (Такое решение – перекачка – было бы обычным в США или Великобритании.) Вот и решили просто перекрыть все выходы из тяжелой, весом 160 т, крышки каньона с емкостью. По-видимому, рассчитали, что давление пара при слабом кипении будет недостаточным для парового подъема крышки. Понадеялись и на то, что выделение тепла в растворе довольно быстро сокращается за счет распада короткоживущих изотопов (между 200 и 350 днями хранения общая активность радионуклидов снижается более чем в два раза). При этом опасность накопления радиолитических газов, видимо, проглядели – принимать решения мог человек (физик, а не химик), имеющий слабое представление о химических реакциях. Однако из-за недостаточной вентиляции в закупоренной емкости накопление водорода, метана и кислорода под 160-тонной крышкой могло достигнуть взрывоопасной концентрации в течение 3–4 недель. В этом случае той искры в контрольном устройстве, о которой говорил американцам Микерин, было вполне достаточно для взрыва. Но уже первичный взрыв мог дать и детонацию выброшенного из-под раствора более плотного осадка нитратов и аммония, и ацетатов, а также возгорание того, что могло гореть.

Во время семинара Ядерного общества СССР 15–16 марта 1990 г. один из докладчиков, Н. И. Буров, рассказавший о влиянии выпадения радионуклидов на животных ближайшего колхоза, прежде всего сказал, что сам был свидетелем взрыва, происшедшего в 12 км от деревни Бердяниш, в которой он жил и работал ветеринаром. По его словам, взрыв был мощный, все окна и двери в деревне пооткрывались взрывной волной и над атомным заводом стало подниматься черное облако. Однако облако могло подниматься только в том случае, если что-то горело. Упоминание в сопроводительном тексте видеофильма о том, что в новом хранилище все коммуникации были исполнены в «пожаробезопасном» варианте, является косвенным подтверждением того, что в результате взрыва возник и пожар.

В Ханфордской резервации в США опасность взрыва некоторых контейнеров с отходами возникла более чем через 20 лет после их загрузки. И она была связана не с нитратно-ацетатными, а с нитратно-ферроцианидными солями. Ферроцианид применялся на радиохимическом заводе с 1954 г. для отделения радиоактивного цезия в течение несколько лет. За этот период более 100 т цианида попало в контейнеры отходов, причем в некоторых контейнерах могло оказаться от 10 до 30 т ферроцианида. Ферроцианид в присутствии нитратов и нитритов может спонтанно давать быструю экзотермическую реакцию (то есть взрыв), если температура повысилась бы до 300 °C. Но реакция могла начаться и при температурах выше 200 °C. Было рассчитано, что в случае взрыва в большом контейнере он мог быть эквивалентным 36 т тринитротолуола. За контейнерами установили тщательное наблюдение, и в период с 1975 по 1989 г. температура снижалась с 93 °C (в США использовалась шкала Фаренгейта, и это соответствовало 200°F) до 50–60 °C. По поводу этой проблемы американскому департаменту энергетики тоже был представлен подробный отчет. И в случае кыштымской аварии ее техническую сторону необходимо было представить, и в столь же подробной форме, специалистам в области атомной энергии из других стран.