Атомный аврал

15 ноября 1946 года Курчатов дал команду начать сборку первого слоя. Приближение котла к критическим размерам тщательно контролировалось. Случайный бесконтрольный разгон реактора чреват был тяжелейшей, масштабной аварией, граничащей с катастрофой.

Поэтому, начиная с монтажа 50-го слоя, Курчатов практически не покидал «монтажку», лично следя за показаниями приборов при проведении пусковых экспериментов.

Котел достиг критичности значительно раньше, чем прогнозировалось теоретиками и расчетчиками. Днем 25 декабря после монтажа 62-го слоя реактор «задышал». Ночью Игорь Васильевич, удалив всех лишних из здания, попытался в присутствии четырех инженеров запустить котел. Поднимая управляющий стержень ступеньками на двадцать сантиметров, ученые следили за нарастанием нейтронного потока по пусковому гальванометру, прислушиваясь к щелчкам в динамиках. Их частота соответствовала скорости нарастания потока нейтронов. Когда стрелка показывающего прибора приблизилась к отметке на шкале «100 ватт», «щелкунчики» захлебнулись в ровном гуле.

Для Курчатова и его сотрудников, участвовавших в пуске реактора, этот гул был прекрасной симфонией спонтанного восторга и ликования души. Все они не спали уже третьи сутки. Не было физических сил для шумного радостного торжества.

Курчатов опустил стержень вниз, заглушив котел. Положил руки на колени и торжественно молчал. Все вокруг старались ничем не нарушить эту тишину.

Игорь Васильевич понимал, что он в присутствии свидетелей обязан сейчас произнести какую-то историческую фразу. Он встал из-за пульта, присел несколько раз, разминая затекшие ноги, и без всякого пафоса в голосе произнес:

— Атомная энергия теперь подчинена воле советского человека.

Все участники пуска поздравили друг друга с необычным и особенным «рождеством».

Курчатов вышел один из здания. Прогуляться, подышать свежим воздухом и придти в себя…

Черная ночь. Мириады звезд на небе. Вышло сегодня! Вышло! Теперь имеем кое-что! Какая всё-таки это счастливая жизнь: Физика! Надо сразу утром позвонить Берия, Ванникову. Пригласить их в гости, на демонстрационный официальный Пуск…

Берия приехал на смотрины через два дня. Ему хотелось увидеть своими глазами, в натуре, первую в Европе и Азии цепную реакцию деления урана.

Сначала Лаврентий Павлович проверил расписку 17 инженеров, обязывающую их не разглашать государственную тайну: факт пуска в СССР физического реактора. Потом выслушал пояснения Курчатова. Для демонстрации успеха высокому начальству Курчатов поднял мощность до рискованной отметки в один киловатт. В репродукторах слышался сплошной вой. Стрелка показывающего прибора гнулась в правом конце шкалы. Игорь Васильевич торжествующе посмотрел на Берия.

— И это всё? — спросил тот недоуменно. — И больше ничего?

Присутствующие инженеры были в замешательстве.

Берия тут же спохватился. Решил царственно, великодушно поддержать их энтузиазм.

— Ну, хорошо. Спасибо, — произнес он. — Работайте дальше.

И потом тихо, только Курчатову:

— Надо написать. Ему!

По дороге в Кремль Берия благодушествовал. Не болтуны все-таки… Что-то могут… Если, конечно, их постоянно контролировать. И чуть-чуть поджимать.