Атомный перебежчик

– Хорошо, – подвел итог Шелестов. – У нас две задачи. Первая: установить расположение гарнизонов немцев в Веморке, узнать, где базируются сотрудники гестапо в этом районе. Вторая: найти способ встретиться с инженером Кнудсеном. Нужно вытянуть его на откровенный разговор. Определив, в Норвегии Венге или нет и где он может скрываться, мы сумеем спланировать и второй свой шаг.

Шелестов смотрел на Буторина и Мэрит с грустной задумчивостью. Их можно было понять. Она потеряла брата, ее страна залита кровью патриотов, ее топчет вражеский сапог, а тут встретился сильный и добрый мужчина, который очень любит детей. Это Максим тоже хорошо помнил по Ленинграду, когда Буторин ходил к соседским девочкам в квартире профессора Горохова. С одной стороны, ничего страшного или преступного в их отношениях нет. Ведь сколько испанских патриотов, укрывшихся после поражения в Советском Союзе, женились на советских женщинах. И сколько испанских женщин вышли замуж за советских мужчин. И Мэрит патриотка, она сражается с фашистами и заслуживает уважения. Но все равно на Родине не очень однозначно смотрят на браки с иностранками. Не приветствуется это в СССР.

Партизаны Хеварда Лунда снабдили русских товарищей всем необходимым. Уже на следующий день привезли теплую добротную одежду для всех. Теплые ботинки, куртки, шерстяное белье. А еще группа была обеспечена оружием: немецкие «шмайсеры» с хорошим запасом патронов, гранаты, пистолеты, десантные ножи в ножнах. И конечно, продукты для набора НЗ – консервы, галеты, шоколад, спирт.

Базой для своей группы Шелестов выбрал деревню Рогне-Фрон. Остановился он на этом населенном пункте потому, что пастор оказался жив, а он был мужественным человеком, хорошим помощником и очень уважал советских людей. Да и после того, что там произошло, после ухода русских, было основание предполагать, что немцам этот населенный пункт неинтересен.

Группа прибыла в деревню глубокой ночью. Высадившись из машины за километр от Рогне-Фрона, они двинулись пешком с набитыми вещевыми мешками. Увиденное на месте повергло разведчиков в ужас. На месте дома пастора виднелась почерневшая гора древесины и кирпича.

Сам Густав Борген, живший теперь в полуподвальном помещении под кирхой, встретил русских с распростертыми объятиями. Он целовал каждого из них в лоб и крестил, шепча благодарственные молитвы Богу. Потом проводил их в свое жилище.

Комната, бывшая раньше складом храмового инвентаря и запасов продуктов, оказалась не такой уж и маленькой. Небольшие окна выходили на две стороны, а еще из комнаты имелись два независимых выхода – непосредственно в кирху и на улицу, где имелась неприметная дверь, давно заросшая травой, кустарником и наполовину заваленная старыми досками и остатками песка, который привозили много лет назад для ремонта.

Места для четверых русских было достаточно. Был тут и очаг, дымоход которого выходил на крышу рядом с другими. Можно было не только обогреваться, но и готовить пищу.

Больше всего Шелестова интересовало, что же произошло в то раннее утро, когда в деревню приехали гестаповцы и когда им с Улафом Хольменом пришлось срочно уходить.

– Нацисты искали партизан, – грустно улыбнувшись, стал рассказывать пастор. – Не знаю уж, откуда они узнали о вас или это было простое совпадение. Но они сразу, как приехали, начали обшаривать все дома. Когда вы ушли, я стал убирать следы пребывания посторонних в доме, но их было слишком много. И постель, на которой спал человек двое суток, и следы обуви, и окровавленные бинты, и следы крови на досках, которые я бы не успел замыть. Честно говоря, я немного растерялся и решил отдать себя в руки Господа. Будь что будет пусть, что предписано свыше, то и случится.

– И как же вы додумались дом-то сжечь? – сокрушенно покачал головой Коган.

– Ну, как-то само пришло в голову, – пожал плечами Густав. – Гестаповцы что-то там опрокинули. Дом загорелся, потом еще один, ближе к кирхе. Шум, крики, кто-то кинулся тушить, да только нет у нас здесь столько воды. Горько, конечно, но я тогда решил, что лучше так. Ведь, узнай они, что вы были в моем доме, они же по вашим следам кинулись бы. А так обошлось. Ну, пожар… Они же почти сразу уехали.

– Почему? – Сосновский переглянулся с Шелестовым. – Обычно, если есть подозрения, то немцы сжигают деревни целиком.

– Видите ли. – Пастор вздохнул и опустил глаза. – Немец там был только один – офицер тот, рыжий. А солдаты, это не немцы, это наши норвежские штурмовики, которые служат гитлеровцам. Стыдно признаться, что есть и в нашей стране нелюди, которые служат сатане. Они же народ свой предают.

– Значит, решили не устраивать скандала, не захотели своих же сограждан жечь? – недоверчиво произнес Коган.