Атомный перебежчик

Но тут за спиной послышались шаги, и мужской голос что-то приказал по-норвежски. Пришлось подчиниться, поднять руки и выходить на улицу. Там возле Сосновского и Хольмена стояли еще двое вооруженных людей. Норвежец что-то говорил, показывая на русских.

Бревенчатый дом, в который доставили задержанных, был сложен крепко, имел небольшие низкие окна, больше похожие на бойницы. Крыша была выложена дерном, на котором проросла густая трава, защищавшая строение от атмосферной влаги.

Когда Шелестов вошел внутрь, то понял, что дом – это только небольшая часть здания, которое дальше переходило в невидимую снаружи землянку. Бревенчатый сруб был пристроен к этой природной нише в скале.

Навстречу из-за стола вышел коренастый мужчина с седой густой бородой. Он увидел Хольмена, подошел к нему и крепко обнял. Шелестов и Сосновский переглянулись и облегченно вздохнули. Кажется, наконец, свои. Хотя трудно сказать, кто и как здесь отнесется к русским. Кто-то советовал прогнать их, кто-то видел в них фашистских шпионов и предлагал пристрелить. Но думалось, что таким инициатором расстрела все же был один только Нут Андресен, чье предательство можно теперь считать доказанным.

Двое бойцов по приказу седобородого увели Хольмена куда-то вглубь дома.

Хозяин заговорил с гостями. Сосновский стал переводить:

– Это командир Альвисс Баккен. Он хорошо знаком с Хольменом и благодарен нам за помощь Сопротивлению. Он предлагает нам отдохнуть и подкрепиться. А завтра обещает поговорить о дальнейших наших планах.

– Спроси его, знает он что-нибудь о других русских в этом районе?

– Он сказал, что все разговоры – завтра, – недовольно пожал плечами Михаил.

Русских проводили в дальнюю комнату, где было тепло, горел каменный очаг, на котором стоял бак с горячей водой. Шелестов и Сосновский с удовольствием вымылись и растянулись на двух деревянных лежанках. Еще бы переодеться в чистое белье, и тогда жизнь вполне могла показаться сносной. Говорить вслух о своих делах не стали. Кто знает, вдруг кто-то из норвежцев знает русский язык. Оставалось надеяться, что завтрашний разговор принесет пользу. А пока пришлось снова довольствоваться положением арестантов или почетных гостей… под хорошей охраной.

Спали оба чутко. И когда неподалеку послышались шаги нескольких человек по грубым неструганым доскам, Шелестов сразу проснулся. Сосновский тоже поднял голову. Кусок брезента, закрывавший нишу, в которой спали русские, откинулся, и при свете керосинового фонаря появился улыбающийся Коган.

– Вот они! Дрыхнут!

Максим с Михаилом вскочили на ноги и бросились обнимать товарища. Улыбающиеся норвежцы постояли немного, глядя на встречу русских, потом деликатно ушли, оставив гостей одних.

Шелестов с Сосновским уселись за стол, Коган подвинул табурет и сел напротив. Из-под куртки он достал флажку и встряхнул ее.

– Ну, за встречу? За то, что мы живы и можем делать наше дело?

– Что это? – повел носом Михаил, принюхиваясь.

– Аквавит, – усмехнулся Борис. – Местная водка. На вкус, я бы не сказал, что впечатляет, – чистый картофельный сок. Но согревает хорошо. Дело привычки!

Каждый сделал по большому глотку. Закусили оставшимся от ужина сыром. Тепло побежало по жилам, согревая, унимая дрожь, которая, казалось, уже никогда не оставит тело после блуждания по этой холодной стране во мраке полярной ночи.

Коган стал рассказывать, как они с Буториным благополучно прошли передовую, но потом, уже в тактическом тылу у немцев, напоролись на пост. Как они разделились, чтобы уходить порознь, как Буторин прикрывал его. Рассказал, как попал к норвежцам, как ему не верили – подозревали в нем немецкого шпиона и как Когану пришлось доказывать свою лояльность и участвовать в операции по уничтожению аэродрома.

– Не понимаю, – покачал Борис головой. – Как можно нам не верить, как можно в каждом иностранце подозревать нацистского шпиона. Неужели эта война ничему их не учит? Они же знают, как мы сражаемся, какую страшную войну ведет наша страна. Они сдались, их землю оккупировали. Все, лапки подняли, одни мы тянет на себе этот воз!

– Не суди их строго, Борис, – сказал Сосновский. – Не они в этом виноваты. Это простые люди, которые, как и мы, умеют любить и ненавидеть. Но над ними теперь другое командование. Великобритания сейчас командует в Северной Европе, она считает себя правой стороной, которая может и должна диктовать не столько свою волю, сколько определять условия и ценности послевоенного мира.

– О чем ты? – нахмурился Коган. – По-твоему, антигитлеровская коалиция…