Атропос (СИ)

В таком же беспощадном темпе прошло еще несколько недель. Шэнли быстро понял, что если он будет ждать подходящего момента для обучения, то такого момента может и не наступить, поведение Шейха становилось все более непредсказуемым. Поэтому каждый вечер, когда все ложились в кровать и крепко засыпали, а по спальне разносился раскатистый храп, он брал в руки книгу и старался выучить хоть несколько новых слов. Он открывал книгу на первой странице и нажимал на отдельные слова, книга выводила изображение на экран, а голос озвучивал их. Две недели ушло на то, чтобы присвоить каждой букве свое произношение и составить арабский алфавит. Когда с этим было покончено, Шэнли смог самостоятельно читать незнакомые слова. Он повторял их за диктором, улучшая свои навыки говорения, и просил книгу показать зрительный образ нужного слова. Функция сама по себе была, конечно, великолепной, но часто приводила к недопониманию. Нейросеть не была заточена под демонстрацию отдельных слов, и ей недоставало воображения, чтобы одним изображением объяснить, что такое ветер или соленый вкус морской воды. Она не отделяла части от целого, и когда на экране появлялся морской фрегат, трудно было понять, какое слово он изображал — корабль, парус, мачту, судно, мореходство или что-то другое. Только сопоставляя схожие по значению слова в разных контекстах Шэнли мог отличить воду от моря, а деревья от древесины.

Шэнли продвигался маленькими шагами в изучении арабского, и каждый такой шаг отнимал целые недели. Впрочем, время для него перестало существовать с тех пор, как он утратил свою свободу. Его не беспокоило, сколько именно он провел в таком положении. Сколько он еще проведет — вот, что было действительно важно. Поэтому каждый раз, когда вечером после долгого дня его клонило в сон, он перебарывал себя и брался за книгу, и каждый раз, когда ребята предлагали ему расслабиться и присоединится к их разговорам, он отвечал отказом. Все свободные силы он бросил на обучение. Три минуты, пять или десять, он тратил каждую толику свободного времени, чтобы вывести еще одно правило, узнать еще несколько слов, запомнить еще одно устойчивое словосочетание, просклонять еще один глагол. Прошел год, и результаты самоотверженной работы проявили себя. Он смог прочитать сказку о Синдбаде целиком, не воспользовавшись не единой подсказкой нейрокниги. Это был настоящий успех.

Но было ли этого достаточно? Синдбад был одной из многих детских сказок в книге «Тысяча и одна ночь». Эти сказки обычно читали детям их родители перед сном. Они не отличались ни сложностью построения предложений, ни сложностью используемой лексики. Таким образом, он освоил язык лишь на уровне пятилетнего ребенка и, несмотря на все достижения, его знаний могло не хватить для осуществления его плана. Плана, которого, можно сказать, что и не было.

Он знал, как и все, кто прошел своеобразный обряд посвящения, что у шейха был специальный планшет, напрямую связанный с мозговыми жуками. В этом планшете хранились все подписанные договора. Можно ли их было расторгнуть или изменить? Этого никто не знал наверняка. Более того, Шэнли, повидавший в жизни многое, прекрасно знал о витиеватых формулировках, которые использовали юристы компаний при составлении договоров. Знать язык на уровне носителя было лишь половиной дела. Чтобы разобраться во всех тонкостях, необходимо было разбираться в нюансах юриспруденции. И знания в этой области у Шэнли были совершенно поверхностные. Таким образом, даже если бы ему в руки попал этот планшет и ему довелось прочитать текст договора, он рисковал не понять и пятой доли того что там было написано. При этом сам планшет хранился у шейха под надежной защитой. Во всяком случае, никто и никогда не видел ничего, что могло бы свидетельствовать об обратном. Никто вообще не видел этот злосчастный планшет после заключения последнего договора с Шэнли. Может быть, его и не существовало уже вовсе.

Итак, они с шейхом оказывались в ассиметричном положении, при котором Аль Тани владел всей информацией о планшете и мозговых жуках, а они не знали о них ничего, кроме факта их существования. Весь тактический перевес в данном случае был на стороне шейха. И чтобы исправить эту несправедливое неравенство нужно было выйти за рамки дозволенного и поставить на кон свое безболезненное существование, а, может быть, и саму жизнь. Шэнли был не готов просить кого-то из своих товарищей пойти на такой шаг, и поэтому все решил взять на себя.