Аттила

Аттила хорошо заметил, как они обменялись взглядами, полными любви.

— Женщину! — повторил он хриплым голосом. — Разумеется, без женщины нельзя… Но, конечно, у этих новых германок уже не будет таких прекрасных, густых, золотистых волос, как у твоей невесты.

— Конечно. Наши женщины — это величайшая святыня нашего народа. Они — нежные — стоят ближе к богам, нежели мы — грубые мужчины. В их красоте, в их непорочности заключена тайная сила и сказочное очарование.

Он устремил пламенный взор на Ильдихо. Она вся вспыхнула, но не опустила стыдливо ресниц, а смотрела прямо ему в глаза.

Аттила многозначительно кивнул Хельхалу и затем насмешливо продолжал:

— Не много однако мужской гордости в твоих речах. А вот мы гунны легко можем обходиться без наших женщин, мы берем себе других… Какие однако золотистые волосы, король, у твоей дочери! Уж не в них ли заключается ли тайное очарование?

— Оно — в ее золотом мужественном сердце, — ответил Визигаст.

— Да, если ты хочешь знать, — воскликнул Дагхар, которого холодный, насмешливый тон гунна доводил до ярости, — так и в этих волосах заключается очарование. — Вскочив с места, он в два шага очутился возле Ильдихо и нежно поглаживал рукой ее роскошные косы.

— Что же это за очарование? — спросил Аттила, качая головой.

— А это я расскажу тебе, — начал Дагхар, тяжело дыша и едва владея собой. — Наши женщины не раз помогали нам одерживать победы не только тем, что, следуя за нашими рядами, воодушевляли нас пением священных гимнов, — еще недавно маркоманские женщины спасли своих мужей и себя и вырвали из рук врагов уже несомненную победу — своими волосами.

— Да, правда, — подтвердил Визигаст, — это — славный подвиг.

Ильдихо внимательно прислушивалась к словам жениха.

— Я никогда об этом ничего не слыхала, — прошептала она. — Расскажи, как это случилось.

— Это было несколько лет тому назад. Вендские разбойники напали на горную страну маркоманов. Мужчины вместе с женщинами, детьми, стадами и имуществом скрылись в крепкой засеке, на вершине покрытой лесом горы, на реке Альбисе, и здесь были окружены многочисленными толпами вендов. Начался приступ. Долго выдерживали его храбрые маркоманы. По ночам зажигали они костры, призывая тем соседей на помощь… Но увы, все напрасно!.. Лучше всего они отражали врагов стрелами, из лука они стреляли без промаха: маркоманы считаются лучшими стрелками. И в стрелах и в луках у них не было недостатка, но у них не хватало тетив, которые от частого натягивания луков лопались одна за другой. Враги скоро заметили, что осажденные почти ужо не стреляют, а только сбрасывают камни и сучья. С диким воем бросились они на гору, подымаясь все выше и выше… Тут оборвалась тетива и у самого Гарицо, предводителя маркоманов. Со вздохом бросил он на землю бесполезное оружие. Но Мильта, его молодая красавица-жена, которая стояла тут же, подавая ему стрелы, вскоре снова подала ему его лук, но уже с натянутой тетивой. Она сделала тетиву из своих роскошных густых волос, обрезав их тут же. Храбрец вскрикнул от радости и, поцеловав жену, схватил в руки свое любимое оружие. Он прицелился и поразил на смерть предводителя врагов, который уже взбирался на засеку. Тотчас примеру Мильты последовали все женщины и девушки, и вскоре снова засвистели стрелы, распространяя смерть в густых толпах полунагих врагов, которые, в надежде на верную победу, осмелились подойти слишком близко. Они падали друг возле друга, как колосья, поражаемые градом. С проклятиями бежали враги вниз по склону холма. И прежде чем они успели приготовиться к новому нападению, на западе прозвучала труба. Сам король Хариогаис вел на выручку вспомогательное войско. Разбойники бежали на восток, преследуемые по пятам всадниками короля… Гарицо снял с лука волосы своей супруги, нежно поцеловал их и посвятил Фригге, повесив их в ее святилище… Эта женщина, эти волосы спасли их всех…

— Это сделала женщина, это сделали волосы женщины, — прошептала Ильдихо, пожимая жениху руку.

Успокоившись во время рассказа, Дагхар возвратился на свое место. Он сел, облокотясь на свою арфу.

Глава IX

В это время, раздвинув густую толпу слуг и домашней челяди, выступил вперед гунн лет пятидесяти. На нем был короткий шелковый плащ яркого зеленого цвета, почти сплошь покрытый золотом. Его шею в три ряда обвивала цепь с подвешенными к ней золотыми кружками и четырехугольными бляхами. Вделанные в них драгоценные каменья при свете смоляных факелов, освещавших залу, искрились и блестели разноцветными огнями. Он вышел на середину залы, где оставалось свободное пространство между обоими рядами столов. При каждом его движении золотые бляхи гремели и звенели к невыразимому удовольствию гуннов, которые приветствовали его громкими криками. Дценгизитц прислал ему со слугой большой кусок теплого топленого свиного сала, достав его пальцами из стоявшей перед ним превосходной коринской вазы, а князь Дценцил, встав со своего места, сам подошел к нему и, смачно поцеловав в обе щеки, подал ему свой черепаховый кубок.