Аттила

Но мне все это было уже нипочем! Я сделался бесчувственным: сердце мое закалилось против жалости и стало твердым, как сталь, а раскаянье бежало прочь. Дикое веселье охватило меня, и, ликуя, я воскликнул: «Это волшебный меч! Мне больше ничего не жаль!» А глаза брата закрылись навеки.

…Аттила умолк, глубоко переводя дух.

XXIV

После долгого молчания Хелхал заговорил, бросив на братоубийцу спокойный взгляд:

— Выйдя из палатки, ты сказал гуннам, что князь Бледа, упившись вином, неосторожно наткнулся на меч. Не все поверили этому. Поднялся ропот…

— Но я не дал им времени бунтовать, предприняв с того же дня походы и против остготов, и против маркоманов, и против сарматов.

Хелхал кивнул головою, подтверждая слова господина.

— У Бледы еще не было детей. Его беременную вдову лишили свободы и подвергли строгому надзору. Кто у нее родился — этого не мог разузнать ни один человек.

Аттила, недовольный перерывом своей речи, отвечал с коротким кивком головы:

— Родился мальчик и… умер. С этих пор взошло солнце моей славы. Каждая из войн, предпринятых мною, была победной. И с тех пор гунны слепо идут под моим предводительством, когда я, размахивая мечом, бросаюсь в атаку. Они знают, что это оружие досталось им от Бледы… в наследство. Да, это, действительно, победный меч! Несомненно!.. Он сделался победным в моей руке, никогда я не был разбит. Нет!.. — внезапно воскликнул Аттила, упрямо топнув ногой. — Нет!.. Даже и тогда, в Галлии, когда римляне и вестготы заключили между собою союз. Что ты пожимаешь плечами, старик? Нет, говорю я тебе! Разве нас преследовали, когда мы отступили? На четвертый день битвы я в четвертый раз атаковал бы врага — у меня было еще достаточно войска — если б не приснился мне в ту ночь вещий сон. Тогда у меня опять пошла из горла кровь, и я чуть не задохнулся. И вторично предстал передо мною бог войны, говоря: «Вернись теперь обратно непобежденным; три года спустя ты будешь здесь опять со своим войском, которое будет втрое сильнее, и ты победишь!»

На будущую весну я решил выступить в поход и на этот раз остался победителем. Тогда завистники распустили слух, будто бы мой меч не в силах одолеть одного врага — римского папу. Глупцы! Они думают, что я отступил тогда из страха перед гневом христианского бога, которым мне угрожал маститый священник на дороге в Мантую. Но отчего бы я стал бояться Христа или святого Петра больше, чем других богов, в которых не верую? В нашем народе, как и у германцев, существует поговорка: «Кто вступил в Рим, тот станет римлянином или умрет». Я давно слышал это изречение, но не принимал его к сердцу. Но тогда, в Мантуе, когда я отдал приказ идти на Рим, мне стало от чего-то не по себе. Вечером того же дня я наткнулся на дороге на архиепископа римского. Его сопровождало духовенство; все они стали молить меня о пощаде и на коленях поднесли дары. Но не события этого вечера, не архиепископ Лев принудили меня переменить решение, а вещий сон, приснившийся в ту ночь, и недобрый знак, подтвердивший сновидение. Когда я лег спать, то меня долго преследовали мольбы и предостережения беззащитного старика…

— А дальше? — спросил Хелхал.

— Я долго не мог заснуть. Наконец, под утро я задремал и увидел сон. Ты знаешь, что утренний сон всегда правдив.

— Знаю.

— Я видел, как перед моими глазами неожиданно вынырнула на поверхность реки, заросшей камышом, царственная голова. Она смотрела на меня из зеленых водорослей, и юношеские кудри, такого же цвета, как у германцев, вились у нее на плечах Наконец показалась часть корпуса в блестящем панцире. Таинственный юноша встряхнул мокрыми волосами, в которых запутались осока и ракушки, потом грозно поднял правую руку и произнес: «Меня звали Аларихом. Я разгромил Рим, но вслед за тем умер. Волна запрещает мне говорить больше. Берегись, Аттила!» И он вновь погрузился в быструю реку. Я в испуге вскочил, разбуженный громким, дребезжащим звуком над моей головой. Было совершенно светло: на луке, висевшем над моей головой, лопнула тетива. Она свесилась вниз, почти касаясь моей щеки, и продолжала дрожать.

— Это нехороший знак, — в сильном волнении пробормотал многоопытный Хелхал.

— Также показалось и мне. Я велел войску отступить. Но все таки римский папа не победил меня, как и Аэций со своими союзниками, вестготами.

— Ты прав, господин мой, — ответил Хелхал.

Аттила еще плотнее закутался в свой плащ.

XXV

После короткой паузы, Аттила начал снова.

— Волшебный меч доказал, что он настоящий талисман бога войны. Мое сердце закалилось, как сталь, с тех пор как я впервые взял в руки это оружие и убил брата. Страх, жалость, даже гнев — незнакомы мне с той минуты.

— Это правда. Мертвецом, воплощенным богом смерти ходишь ты между живыми. Но как разобрать, что в тебе самообладание и что бесчувственность? Никто не видел на твоем лице улыбки. Думаю, не исключая и женщин, которых ты ласкаешь беспрестанно Наверное, ты недоступен даже радостям любви.

Аттила выпятил вперед толстую нижнюю губу.