— Да, этого достаточно — по крайней мере, для порабощения, если уж не для украшения мира. Но превращать в гуннок самых прелестных, самых неукротимых из этих белокурых богинь предоставляю я вот этим рукам, — и Аттила самодовольно вытянул вперед короткие, но сильные руки, напрягая железные мускулы. — Сопротивление красавиц только сильнее возбуждает мою страсть; мои ласки становятся более жгучими, когда я вспоминаю о своей затаенной цели, — удовлетворить мою ненависть ко всему германскому народу! Сколько сотен самых величавых и прекрасных дев отнял я навсегда у их соплеменников! Сначала они, конечно, сопротивлялись, как львицы, однако неволя очень быстро укрощала их. А после того, как у них рождался от меня первый ребенок или потом — от кого-нибудь из моих любимцев, германские женщины становились совсем ручными. Конечно, — после некоторой паузы продолжал Аттила, покачивая головой, — так было не всегда. И предпринятое мною смешение рас не всегда удается: безобразие, видимо, переходит в наследство легче красоты. Некоторые германки, увидев свое дитя, рожденное от гунна, — желтое, кривоногое, уродливое, — швыряли его об стену, вместо того, чтобы прижать к своей груди. Да, помесь не вполне удается! Гуннский уксус заставляет свертываться германское молоко. Мои собственные сыновья от германок вышли неудачными.
Он умолк и потупился.
— У Эллака благородная душа! — сказал Хелхал.
— Он мечтатель! — с неудовольствием воскликнул отец. — Мечтатель и настоящая баба. От своей матери, дочери амалунгов, унаследовал он глупые бредни, бесплодные думы и порывы куда-то вдаль. Эллак чувствителен, как женщина: ему хотелось бы обезоружить одним благородством всех врагов. Благородство! Насколько уместно оно, например, против Византии, против этих жалких и подлых императоров? Сын готки любит больше готов, чем гуннов. Право, я угадываю, кажется, причину его ненависти, — гневно заключил Аттила. — Он не может мне простить, что я, будучи гунном, осмелился сделаться его отцом! Песнями о подвигах готских героев убаюкивала его Амалагильда. Готские героические саги на родном языке втихомолку нашептывала она сыну, до тех пор… пока мне все это не надоело и мать Эллака внезапно умерла.
Рот Аттилы подернулся легкой судорогой.
— Я был при этом, — хладнокровно заметил Хелхал. — Я и мальчик. Ты запретил ей петь песни на готском языке. Она стала просить. «Дай мне только допеть до конца про славную смерть короля Эрманриха, моего предка. Видишь, сын мой, прежде чем подчиниться гуннам, он вонзил себе…
— Она не смогла докончить, — воскликнул Аттила, — потому что я в гневе ударил ее ногой.
— Она была беременна и скончалась на месте. Эллак находился при этом. Может ли он тебя любить?
— Он должен меня бояться и пусть не рассчитывает, что я сделаю своим наследником его, калеку. Он не может даже владеть мечом!
— Правой рукой — да, но зато левой владеет превосходно, как ты отлично знаешь сам. Нередко побеждал он твоих врагов, с тех пор, как получил увечье, спасая тебя. Это было под Орлеаном. Эллак защитил правой рукой твою голову от громадного камня, пущенного из римской катапульты. Удар был меток.
— Этот камень не убил бы меня, как не убили тучи стрел и дротиков на Каталаунском поле. Ведь ты теперь знаешь, я рассказал тебе, какой смертью я умру Впрочем, — с досадой продолжал гунн, — не радуют меня и многочисленные другие сыновья. Вчера у меня было их сто восемьдесят два, а сегодня доложили еще о двух новорожденных.. Дочерям я давно потерял счет: от них мало проку. Не будет также прока и от моего любимца, красавчика Эрлака…
— Ты сам избаловал его чрезмерною любовью. Гораздо лучше воспитала Эллака отцовская ненависть. Ну, а Дзенгизиц?
— Про того нечего толковать. Дзенгизиц вполне тебе по сердцу, старик. Настоящий гунн!
— Да, лучший наездник и лучший стрелок из лука во всем нашем народе.
— Ну, конечно. Он хоть куда. Я люблю этого отчаянного малого, — благосклонно отвечал Аттила. — Но его мать — ай, какая она была некрасивая! — и он скорчил гримасу, словно ему на язык попалось что-то очень горькое.
— Она происходила из древнейшего рода гуннских ханов, — недовольно заметил старик. — Гораздо древнее твоего.
— Поэтому мой отец, Мундцук, приказал мне жениться на ней. Но знатность не убавила ее безобразия. Вот была отвратительная брачная ночь! И наш сын Дзенгизиц уродился такой же. Он еще безобразнее обоих родителей, взятых вместе. Но хотя этот наследник совершенно не похож на мягкосердечного Эллака, он тоже не годится в цари вселенной. С верховой ездой и стрельбой по ласточкам далеко не уедешь, особенно, если на голове царская корона. Вот мой красавчик Эрлак — другое дело.
— Господин! — воскликнул Хелхал. — Неужели пятнадцатилетний мальчик, испорченный твоим баловством, может владеть миром?
Аттила не ответил на этот вопрос. Он шептал, словно остался один:
— Его мать… Это было самое приятное из моих любовных приключений… Обыкновенно я противен женщинам… и добровольно мне отдавались только гуннки…
И Аттила, погрузившись в воспоминания, тихо продолжал, не для слушателя, а для себя: