— Я желаю императору того же, чего желает он Аттиле. Прислана ли, наконец, ежегодная дань, которую нам должны обе империи, Эдико?
— Да, господин. Эти посольства привезли ее с собою.
— Ты пересчитал?
— Все верно до единого солида.
— Хорошо. Но где подарки обоих императоров? — продолжил Аттила громче и гораздо грубее. — Я слышал, что дары привезены только одними посланниками от себя. Осмотрел ли ты их, Хелхал? Достойны ли они меня?
— Твое великолепие, господин, не достойно никакого подношения; но, в виду скромного состояния подносителей, можно признать привезенные дары достаточными.
— Раздели их между моими князьями. Не забудь Ардариха и Валамера. Визигаст тоже должен получить что-нибудь. Надо поощрить и пылкого королевича скиров — юного героя, умеющего так сладко играть на арфе. Все должны удостоиться чего-нибудь по их заслугам и по степени их верности. Но что это? — тут черты Аттилы омрачились, словно от горького изумления. — Мне кажется, я вижу между византийскими посланниками знакомое лицо? Вон тот, маленький, который стоит в стороне от других.
И грозный царь взглянув на Вигилия, будто только сейчас увидел его, хотя на самом деле прежде всего стал искать глазами именно этого человека, лишь только посланники пошли в залу.
— Я уже имел счастье однажды, — начал испуганно византиец, — служить переводчиком…
— Как зовут эту противную жабу, Эдико?
— Вигилий, господин.
— Ах, да, Вигилий! — Аттила гневно повернулся на стуле, а нераспечатанное письмо императора полетело с его колен на пол. — Разве ты смеешь, ничтожная дрянь, являться мне на глаза, пока мне не выданы все перебежчики, как я приказал тебе передать? Неужели я потерплю, чтобы под вашими знаменами мои собственные беглые рабы подняли против меня оружие? Все подданные моего государства должны помнить, что от Аттилы нельзя убежать, от его гнева нет спасения! Ни одна крепость, ни одна укрепленная столица не даст защиты. Даже в золотом дворце в Византии я могу настичь моих врагов и схватить их вот этой рукой! — и он вытянул вперед правую руку.
— Мы явились доложить тебе, — начал со страхом Вигилий, — что у нас находится всего семнадцать перебежчиков, как ты их называешь. Они уже указаны Эгинфию, начальнику пограничной стражи, и будут присланы сюда в цепях в скором времени.
— Семнадцать. Ты потом узнаешь настоящее число. Теперь слушайте вы, посланники императора из Равенны. Я отказываюсь от требования выдать мне человека, утаившего мою долю в военной добыче из Виминациума. Но на каком условии, вы узнаете потом. Кто из вас Максимин, достойнейший сенатор императора византийского?
— Я! Меня зовут Магнусом Аврелием Максимином.
С серьезной благосклонностью взгляд Аттилы остановился на благородном лице сенатора.
— Соизволь, о повелитель гуннов… — начал Приск.
— Меня называют государем.
— Соизволь, о государь гуннов…
Аттила вздрогнул, но уклончивость оратора показалась ему забавной и он не стал прерывать его, спокойно слушая дальше.