Аттила

Где поля Mauriacii, или Catalaunici, на которых Аттила сосредоточил свои силы, наверно неизвестно. Но до этого сосредоточения сил случилось еще следующее происшествие. По объявлению латинских легенд, Аттила был необыкновенно как прост в военном деле. Обложив Орлеан, называвшийся в то время Genabum, 500 тысяч, с апреля месяца до половины июня он бил в стену бараном, покуда осажденные не увидели с дозорной башни, взвивавшуюся по дороге пыль, блеск Римских орлов и развевающияся знамена Готов, которые, по Григорию Турскому, ad civilatem accurrunt. Это внезапное появление, само собою разумеется, должно было поразить и Аттилу и все 500 тысяч его войска. Началась битва подле моста и в городе. Гонимые из улицы в улицу и поражаемые камнями из окон домов,Гунны не знали, что делать – rn savaint que devenir,но Аттила однако же нашелся: затрубил к отступлению, и «...таков был, говорит Тьерри, день 14-го Июня, спасший просвещение Запада от конечного рушения».

После этого счастливаго дня, когда Римляне и Готы, общими силами, спасли и просвещение, и Орлеан от какого-нибудь передового отряда, Аттиле никто не мешал сосредоточивать свои силы или при Meri-sur-Seine, которое Тьерри, следуя мнению Valois, утвердительно называет Mauriacum; или при Шалоне (Chalons), который столь же утвердительно все называют Саtalaunum; или между тем и другим, при Фёр-Шампенуа; или при каком-нибудь из многих Chatillons; или, наконец, как полагают некоторые, при Moriac, в области Арвернской у подошвы гор Cantal, близ виллы и теплицы Мечилия.

История не знает положительно, где и как было дело, и кто его выиграл; но зато подробно знает, что происходило не только в шатре, но и в душе Аттилы.

Во-первых, он провел всю ночь в страшном, невыразимом беспокойстве и волнении духа; во-вторых, гадал у какого-то пустынника и, не удовольствуясь его предсказаниями, где-то добыл шамана, заставил его вызывать с того света души покойников и, сидя в глубине своего шатра, следил глазами за его безумным круженьем и вслушивался в его взвизгивания.

Неудовлетворившись и вызовом теней, исторический Аттила начал разлагать внутренности животных и рассматривать кости баранов. Кости предвещали ему не победу, а отступление. Наконец обратился к своим придворным жрецам. Жрецы порадовали его несколько, объявив, что, по всем знамениям, хотя победа будет не на стороне Гуннов, но зато неприятельский вождь погибнет в битве.

Словом, Аттила исполнил все в угоду своему историку, чтоб походить на Монгола, хотя наружность его, описанная Иорнандом по сказкам: средний стан, грудь широкая, голова большая, глаза малы, борода редка, седые волоса жестки, нос вздернут, лицо смугло,– столь же походила на Монгольскую, сколько по описанию Льва Диакона дикая, мрачная наружность Святослава, который также был среднего росту, плечист, курнос, глаза голубые, следовательно, небольшие, борода бритая и длинные висящие усы, которые можно было принять за бороду Конфуция.

По предсказаниям, Аттиле не следовало бы вступать в сражение для верной потери сражения; но вероятно ему хотелось, по крайней мере, убить Эция, которого он ненавидел. И вот, после томительной ночи, наутро Аттила исполчи дружину своюи вста с Кыянами впереди,именно для того, замечает Иорнанд, что в средине безопаснее.

В числе многочисленных полков подвластных ему народов, составлявших крылья рати, по сказаниям же Острогота Иорнанда, особенно были замечательны ОстроготыВелемира, Тодомира и Видимира и бесчисленныедружины Гепидов под начальством Ардарика.

«Из всех подвластных князей (reges),– пишет беспристрастный по собственному его уверению Иорнанд,– Аттила предпочитал Велемира и Ардарика. Велемира за ненарушимую преданность,а Ардарика за верность и ум. Следуя за Аттилой против Визиготов, своих сродников, они оправдали его доверенность.

...Толпа иных князей (turba regum) и воевод различных народов следили, подобно спутникам светила, за малейшими его движениями и по знаку, поданному взглядом, приближались к нему со страхом и трепетом; получив же приказание, торопились исполнять его».

Этих слов Иорнанда достаточно, чтоб понять, что в войске Аттилы соблюдалось благочиние,без сомнения, более надежное, нежели Римская disciplina, водворяемая и поддерживаемая посредством fasces, или связок розог, которые fascigeri несли за войском.