Аттракцион (СИ)

- Нормально, - буркнул Хью, но не отстранился, совершенно не представляя, как сильно в этот момент Мадсу хотелось уткнуть его лицом в стол и хорошенько отшлепать, чтоб проревелся как следует и подумал о своем поведении. Картина, стоявшая перед глазами, была слишком яркой: страдалец Хью прячется от родителей, которые готовы пойти на все капризы ради несчастного зашуганного интроверта-сыночка.

- Здорово ты родителями вертел.

- Ты считаешь, что все это доставляло мне удовольствие?

- Игра, - сказал Мадс, вплетая пальцы в его волосы, чуть стиснул и тут же ослабил хватку, коротко напомнив о том, кто он есть, - я много думал о тебе… Для тебя это как жестокая игра: вначале довести самого себя до истерики и потери контроля, взбесить ближних, долго и с чувством страдать от их безжалостности. А потом, конечно же, горячо рыдать в плечо, выпрашивая прощение. Не смотри на меня так. Ты и со мной в это играл.

Хью не ответил, напряженно изучая гладкую поверхность стола, водил кончиками пальцев по ней, и неясно было, услышал он сказанное или нет. Мадс медленно обхватил его голову ладонями, чуть стиснул, тепло дыша ему в макушку.

- Ты хороший, - прошептал Мадс хрипло, - в тебе есть адекватность. Ты сам в состоянии оценить, нормально ли ты себя ведешь, не дожидаясь скандала.

- Спасибо, - пробормотал Хью, а потом добавил, - может, мы все же сделаем заказ?

***

Дорогой дневник. Впервые в жизни я чувствую потребность продемонстрировать свои записи кому-либо. Иногда я жалею, что уничтожил часть своих записей, но с другой стороны, невозможно полностью поверить во врачебную этику, в ее родственность тайне исповеди.

На прошлой неделе мне пришлось принять решение и согласиться на терапию. Это не было полностью моим решением, но поступком из принципа меньшего зла. Я понял, что Мадс очень хочет этого и понял, что должен уступить его желанию. Мне нравится звать его по имени, хотя я так редко делаю это внутри своей головы, и еще реже – вслух.

Поначалу происходящее напомнило мне то, как мы ходили на терапию вместе с отцом. С отцом происходящее казалось почти что адекватным, вот только я каждый раз погружался в ужас при каждом упоминании о том, что мне следует когда-либо найти себе альфу, а отец, видя мои мучения, каждый раз стискивал зубы. Я не знаю, разочарован ли он в том, что я родился омегой, или же он просто страдал, чувствуя мой страх и боль, мы никогда не говорили с ним на эту тему. В отличие от матери, он всегда подчеркивал в том, что я должен быть собой, и если мне не хочется связывать свою жизнь с другим человеком – то я вовсе не обязан делать этого. Что быть омегой – не значит обязательно подчиняться. Мне всегда нравились его слова, я считал их правильными – в отличие от того, что я слышал от альф. В отличие от того, что я слышал… тогда. Раньше.

Думаю, если бы не отец, то я рано или поздно провалился в эту бездну. Я бы согласился с тем, что я ничем не лучше шлюхи. И даже хуже, потому что шлюхам хотя бы платят, а я готов…

Омерзительно.

Я много читал про омег с тех пор. Мне казалось, что я смог объяснить себе, что это всего лишь строение организма, биологические механизмы, устроенные определенным образом. Я объяснил себе все… и я запутался еще больше, отрицая часть себя, отрицая то, что мне хочется ласки, я не хотел казаться себе шлюхой, но каждый раз, когда я чувствовал подступающий к горлу жар, подкрадывающееся к разуму безумие, я ненавидел себя. Иными словами, я ничего себе не объяснил. Плохо справился с задачей.

В литературе нередко встречается описание внутренних голосов, и каждый раз я поражался тому, как сильно должно быть расстройство личности, чтоб слышать чужие речи у себя в голове. Топорные описания убеждали меня в том, что уж я-то нормален, пока я не говорю с собой на два разных голоса.

Как это начинается? Это вовсе не посторонний человек, который отдает тебе приказы. Это ты сам. Поначалу это всего лишь твое собственное желание: вставай, хватит валяться. Надо почистить зубы. Пора бы здесь прибраться. Эти шорты чересчур откровенные, в них ты похож на… не думай об этом. Просто не думай.