- Не переживай, я справлюсь, - Мадс погладил его по щеке, касаясь уха кончиками пальцев, и Хью невольно прикрыл глаза, разомлев от ласки, - ты скучал по мне?
- Очень.
- И я тоже.
Хью едва слышно усмехнулся от легкой щекотки, потянулся вперед, готовый, наконец, поговорить о чем-то более приятном и интересном, но все же произнес:
- Я уже набросал примерный план и обозначил главные тезисы…
- Забудь об этом, - тихо, размеренно велел Мадс, не прекращая поглаживать его, вплетая пальцы в послушные прядки волос, - зачем тебе забивать голову?
- Но мне не трудно… Я хотел поучаствовать…
- Это нервная, сложная тема. Я помню, что ты волнуешься, когда говоришь о социальных проблемах. Тебе не стоит заниматься этим.
- Мадс, - Хью замер и поглядел на него пристально, - но я хочу. Брайан научил меня лучше справляться с эмоциями, я думаю, что я изменился, и теперь могу…
- Вот именно! – вновь перебил Мадс, прижав палец к его губам, - ты должен уделять внимание терапии, это и есть твое основное занятие, а не ковыряние в статистике. Зачем тебе лишний раз расстраиваться?
- Ты считаешь, что я неспособен разобраться в этом?
Хью замер, недоверчиво нахмурив брови, и Мадсу пришлось прижать его к себе вплотную и долго-долго успокаивающе целовать его в ухо, чтобы убрать сердитое выражение с его лица.
- Я знаю, что ты умный. Я точно знаю, что ты куда более начитанный, чем я, - прошептал Мадс, и Хью вновь оттаял, прижавшись к нему в ответ, - но все эти речи, все эти публичные выступления не должны тебя волновать. Я подготовлюсь сам. У меня все под контролем.
***
Аппаратура негромко, но назойливо гудела, политики, совместно с которыми Мадс должен был выступать в защиту политики своего предприятия, поссорились буквально на ровном месте, а новый костюм оказался настолько неудобным, будто был сшит из полиэтиленовых мешков и малярного скотча.
- У меня все под контролем, - пробормотал Мадс, отгоняя гримера, пытавшегося промокнуть пот и не стереть при этом тон. В студии оказалось невероятно жарко, пот каплями собирался на шее и буквально тек по затылку… но Мадс даже и не думал, насколько жарко ему может быть, пока не увидел Хью среди команды оппонентов.
В первую секунду он не поверил своим глазам. Хью, который легко проглотил обиду и даже не заводил речь о дебатах, должен был сидеть дома у телевизора, ожидая прямого эфира. Хью должен был переживать за него и пить какой-нибудь чай, напряженно глядя в экран… его домашний, хрупкий, нестабильный Хью рискнул в одиночку выбраться в люди?
Времени обдумывать все это не было, прямой эфир начался, а Мадс совершенно не слышал ни ведущего, ни его обращений к публике, ничего не слышал и не видел, кроме Хью, который сидел напротив в своем светлом строгом костюме. Хью, который, черт его дери, сцепил руки в замок и почти не ерзал на стуле. Тот самый Хью, который обычно так доверчиво жался к его плечу, если они сидели в ресторане?
Глаз он не поднимал. Даже когда ведущий озвучил его имя, намеренно подчеркнув его прошлую фамилию: Хью Миккельсен, более известный как Хью Данси, эксперт в области социологии. Даже в этот момент эксперт по социологии смотрел куда-то вдаль и сквозь, светлые глаза его едва заметно мерцали.
Мадс же смотрел на него в упор. Внутри словно смерзся угловатый кусок льда, влажно и неуклюже ворочался, унижение текло по венам, каждую секунду омывая сердце ядом. «Более известный как Данси». Других мыслей не было. Мадс смотрел в упор на своего омегу, который осмелился выступить против своего альфы.
Это был полный провал. Заготовленные слова выступления, фразы, которыми начальник пичкал его, мгновенно испарились в этой жаре. Мадс ничего не мог сказать сейчас ни о проблеме социальных лифтов для малообеспеченных граждан, ни об образовании, ни о ценности образования для работы на его предприятии. Сдерживая себя из последних сил, он мог разве что сидеть, стискивая кулаки. Три вещи, которые следовало сделать: подняться на ноги, схватить Хью за шиворот, разобраться с ним. Вся его сущность альфы стремилась к этому, инстинкты пели эту песню, кровь глухо и ритмично била в такт. Данное самому себе обещание: никогда не причинять боль своему омеге, казалось сейчас глупым и смешным, стыдным даже. Потому что вот к чему это привело. К тому, что вся страна в прямом эфире видела, что происходит. К тому, что его авторитет альфы, его гордость, его натура – все тупо, глухо болело, как после взрыва.
Ведущий явно сторонился Мадса, чувствовал, что не стоит задавать вопросов, держался подальше. Все это чувствовали, диалог неизменно изменил свое русло, проблемы взаимодействия полов оказались куда интереснее защиты труда, и программа превратилась в фарс.
- Скажите, Хью, вы не в последнюю очередь известны вашими работами по проблемам реализации омег в современном обществе.