Аналитическое сравнение двух опасностей, угрожающих подросткам, провел у себя в Facebook член Совета Федерации Федерального Собрания РФ А. В. Беляков после того, как 20 ноября 2017 года внес в Государственную думу РФ законопроект, направленный на борьбу с «движением АУЕ»: «Если мы даже поверхностно сравним технологию работы администраторов „групп смерти“ и сообществ АУЕ, то сразу выявим много общих черт. Во-первых, это романтизация соответствующей тематики. В одном случае детям внушают, что умереть молодым — это возвышенно, в другом — что жить по „воровским законам“ — это благородно. Во-вторых, используется большое количество разнообразного аудиовизуального контента. В „группах смерти“ публикуют подробные пособия для самоубийц, в сообществах АУЕ — видеоинструкции, как „без шума обчистить“ соседскую квартиру. И наконец, третья общая черта — интерактивность взаимодействия администраторов с членами группы. В суицидальных сообществах администраторы дают задания подросткам сначала поцарапать вены, потом записать прощальное видео, вовлекая тем самым детей в некую игру, квест. Технологи групп АУЕ также используют эти приемы, предлагая школьникам сначала покурить, потом украсть пару купюр у родителей, а уже затем начать вымогать деньги у детей помладше. Тот факт, что ребенок растет в благополучной семье и посещает престижную школу, не служит преградой от его вступления в сообщество АУЕ в социальных сетях»[681]
. От себя добавлю, что лично мне не удалось найти сообществ, в которых проводились бы описанные игры, связанные с криминальными заданиями. Не упоминается о таких играх и в других источниках. Остается пожалеть, что сенатор Беляков не опубликовал какой-либо уточняющей информации по этому вопросу.Вслед за Беляковым также проведем сравнительный анализ «групп смерти» и «движения АУЕ», только сравним их не как угрозы, а как моральные паники. Для этого используем схему, которой уже пользовались в параграфе VIII.1 для сравнительного анализа пяти советских и постсоветских моральных паник.
1.
В основе обеих моральных паник лежит общественное представление об опасности Интернета. Это пространство, в котором живут дети, подростки, молодежь. Увлеченность нового поколения виртуальным пространством очевидна, и она подтверждается личным опытом любого человека, склонного к «моральному предпринимательству», — каждый лично знает, видит на улице, встречает в метро детей и подростков, погруженных в дисплей компьютера, планшета, телефона, совершающих какие-то манипуляции с гаджетами, переносящих свою сферу общения в социальные сети Интернета. Дети и подростки осваивают контент, не близкий даже двадцатилетним. В этой ситуации очевидно, что в недоступном взрослым виртуальном пространстве дети и подростки попадают под постороннее влияние, оказываемое некими взрослыми и опытными манипуляторами.
Как говорилось в параграфе VIII.1, в основе моральной паники, связанной с «группами смерти», лежит также страх за детей и подростков, которых взрослые кураторы якобы подвергают смертельной опасности. Эта моральная повестка актуальна и для «групп смерти», и для паники, связанной с «движением АУЕ»: здесь также малолетние правонарушители становятся жертвами манипуляции взрослых (матерых уголовников) и также воздействие на них осуществляется через Интернет.
Конечно, моральная паника вокруг «движения АУЕ» имеет особую, специфическую черту — она является частным случаем паник, связанных с преступностью, это один из наиболее распространенных типов паник. Публика, концентрирующаяся в больших городах, воспринимает огромные пространства России как источник криминальной опасности; эта опасность гнездится в депрессивных поселках, малых городах, концентрируется вокруг исправительных учреждений, располагающихся в разных регионах. Исторически для российского менталитета значимо осмысление «тюрьмы и сумы», здесь велика удельная доля заключенных, высоки страхи криминализации общества. Неудивительно, что информация о проникновении преступности в цивилизованную среду городов встречает самое заинтересованное доверие и вызывает искреннюю тревожность. В связи с этим стоит вспомнить, что повышенная общественная тревожность фиксировалась тогда, когда новостная повестка, связанная с «движением АУЕ», переместилась из далекой и чуждой Восточной Сибири в города Урала и Северо-Запада европейской части России — в Челябинск и Санкт-Петербург [глава V], а также в правоохранительную среду [параграф VII.7].
Кроме перечисленных основных мотивов моральной повестки, обусловившей паники, нужно указать еще ряд общественных фобий, которые затрагиваются паниками.