АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

Информационное пространство. За рассмотренные годы значительно изменилось информационное пространство, в котором происходит распространение моральных паник. Случай 1 имел место в ситуации государственной монополии на идеологию и информацию; целенаправленное создание «народных дьяволов» стимулировало государственную кампанию, инициированную ради решения определенных политических вопросов. Случай 2 произошел в той же ситуации монополии, но здесь, по-видимому, произошла неконтролируемая вспышка «низовой» моральной паники, развивающейся в пространстве, которое официальные СМИ сознательно игнорировали. В ситуации 3 монополия на идеологию и информацию исчезла, и в условиях гласности и открытости публиковалась информация разной направленности, и статьи в двух популярных изданиях, а затем и в других СМИ создали неожиданный резонанс. Случаи 4 и 5 произошли уже в другой стране, с принципиально новым информационным пространством; появился Интернет, который стал мощным создателем и резонатором информации.

Формирующее воздействие на «народных дьяволов». В трех случаях из четырех моральная паника оказывала мощное формирующее воздействие на «народных дьяволов».

В случае 2 мощный информационный резонанс вокруг незначительных инцидентов на Пушкинской площади создал рекламу советскому «неофашизму». Тот стал восприниматься как одна из возможных форм стилистической и идеологической и субкультурной самопрезентации. Несомненно, моральная паника 1982 года оказала влияние на молодежную жизнь тех лет[675], а впоследствии стала значимым событием для формирования ультраправого дискурса в стране.

Случай 3 показывает, как в результате провокационных публикаций в СМИ фактически была создана агрессивная субкультура с прописанной в этих публикациях идеологией, субкультурной деятельностью и внешним видом. Движение люберов, вследствие созданной ему рекламы, многократно выросло количественно; противодействие ему со стороны московской молодежи привело к консолидации и созданию субкультурных сообществ.

Случай 4 также демонстрирует пример перекодирования субкультур эмо и гóтов «сверху», но о формирующем воздействии на сами субкультуры здесь говорить не приходится, потому что они в целом были на спаде, моральная паника в верхах не повлияла на их естественное развитие (как, кстати, моральная паника, описанная Коэном, не оказала заметного влияния на уже сформировавшуюся субкультуру модов).

Зато случай 5 показал во всей полноте, как публикации в СМИ, выступления политиков и действия правоохранительных органов способствуют развитию виртуальной активности, привлекающей большое количество мобилизованных моральной паникой новичков.

В перечисленных случаях ярко проявляется описанный Стенли Коэном механизм диффузии, согласно которому локальное явление в общественном сознании расширяется на сферы, первоначально к данному явлению не относящиеся[676].

Особый интерес вызывает сравнение моральных паник, связанных с «группами смерти» и «движением АУЕ». Два этих случая во многом похожи, поскольку они возникли примерно в одно время, в одном обществе и в одних и тех же информационных и технологических условиях. В следующем параграфе будет проведен сравнительный анализ двух этих случаев.

VIII.2. «Группы смерти» и «движение АУЕ»

Как уже было сказано в конце параграфа VIII.1, моральная паника 2015–2017 годов, связанная с «группами смерти», дает сравнительный материал для понимания процессов моральной паники, связанной с АУЕ. Эти две резонансные темы получили популярность примерно в одно и то же время, в одной и той же социальной реальности. Не случайно СМИ часто сопоставляют эти две темы — рассматривают «группы смерти» и «движение АУЕ» в общем списке как разные проявления опасностей, связанных с молодежью[677]. Рядом они находятся и в разнообразных методологических разработках, связанных с деструктивным поведением подростков и молодежи[678]. Вместе они фигурируют и в политической повестке. Так, 24 августа 2017 года «на сайте Смольного появились итоги закрытого совещания о том, как вести профилактическую работу с молодежью, дабы уберечь ее от сквернословия, криминальной субкультуры, влияния игр в духе „синий кит“, оградить от наркотиков и вернуть на тропу патриотизма. (…) Судя по содержанию поручений и рекомендаций, речь на совещании шла о двух моментах, вероятно, взаимосвязанных в головах чиновниках друг с другом: субкультура криминального мира (нашумевшая в последний год субкультура АУЕ) (…) и подростковая игра „синий кит“»[679]. 12 ноября 2019 года на совещании по профилактике правонарушений среди несовершеннолетних в Нижнекамске (Татарстан) замначальника УМВД Айнур Камалов помимо обсуждения АУЕ отметил, что «сегодня „Колумбайн“, „Синие киты“, сообщество ваххабитов сливаются в единого монстра»[680].