АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

Итог обсуждению «групп смерти» подвели исследования МВД, в которых было установлено, что «основные причины самоубийств — неразделенная любовь или конфликты в семье (по 30 %) и лишь 1 % самоубийств связан с влиянием закрытых групп на сайтах»[663]. Проблемный «один процент» (около семи человек, если исходить из количества подростковых суицидов за 2016 год, озвученного ранее Следственным комитетом[664]) — это несовершеннолетние самоубийцы, которые, видимо, состояли в подозрительных интернет-сообществах. Влияние этих сообществ тоже не доказано — по крайней мере, при всем повышенном внимании государства к данной теме сообщений о расследовании завершенных самоубийств, спровоцированных «группами смерти», нет[665]. Таким образом, при всем общественном резонансе дела оно оказалось не подтверждено убедительными фактами.

Информационный резонанс вокруг «групп смерти» оказывал формирующее воздействие на поведение подростков и детей. Исследовательница МАФ РАНХиГС, проводившая включенное наблюдение в интернет-сообществах, посвященных суициду, отмечала, что с мая 2016 по февраль 2017 года они значительно изменились под влиянием информации, транслируемой через СМИ. В мае 2016 года «группы смерти» были похожи на другие интернет-площадки, объединяющие детей и подростков; «помимо основной тематики групп они активно обсуждали школьные проблемы, обменивались анекдотами, мемами, видеороликами юмористического или порнографического характера, а также т. н. „шок-контентом“»[666]. Интерес к играм, связанным с суицидом, был необязательным, «эксплицитных правил, по сути, не было: действия участников сводились к ожиданию наступления присвоенной даты и определенному порядку общения в группе, администраторы же никаких новых заданий не давали. Вся игра заключалась в попытках разгадать, в чем заключается игра»[667]. Впоследствии, после блокировки «групп смерти» Роскомнадзором и интенсивного обсуждения в медийной сфере подобные «сообщества игры» практически исчезли, в феврале — марте 2017 года «вся коммуникация происходит между куратором и конкретным игроком („одиночная игра“). Сама игра атомизируется, распадается на множество чатов-диалогов: происходит переход от коллективного ожидания игры к своего рода игре в „мафию“, где каждый играет сам за себя, пытаясь при этом угадать, какую роль играет партнер. Одним из следствий атомизации оказывается то, что „куратор“ больше не привязан к конкретной группе и может, с точки зрения участников, входить в контакт в любом месте — даже офлайн»[668]. Изменялись и другие параметры. Так, только в конце января 2017 года «в пабликах Вконтакте и в СМИ появляются первые сообщения о том, что игра состоит именно из пятидесяти заданий, которые играющий выполняет, отчитываясь по их итогам фотографиями»[669]. То есть «игра, инвариант которой многократно описан СМИ, окончательно кристаллизуется только в феврале — марте [2017 года] — на пике моральной паники»[670].

* * *

Пять случаев моральной паники охватывают период в семьдесят пять лет (от 1954 года до настоящего времени). На протяжении этого периода в стране несколько раз происходили кардинальные изменения социально-политических условий; коренным образом преобразился общественный уклад, стали другими идеология, системы общественных ценностей, социальная стратификация; наконец, изменились системы межличностной коммуникации, производства, циркуляции и потребления информации.

Учитывая культурно-исторический контекст происходящего, рассмотрим на примере пяти случаев, как именно изменялись параметры моральных паник в Советском Союзе, а потом в постсоветской России.

Моральная повестка. Каждая из рассмотренных моральных паник встроена в моральную повестку своего времени.

Случай 1 представляет собой элитарную панику, способствующую решению текущих социальных задач, связанных с послевоенным развитием советского общества. На фоне общего роста стабильности в стране возникают нарушители этого спокойствия — молодые хулиганы, тунеядцы, стиляги. Особенно видна моральная составляющая в стилягах, которые рассматриваются как нарушители не столько Уголовного кодекса, сколько стилистической и идеологической конвенции: выглядят и ведут себя необычно, слушают идеологически вредную музыку.

Случай 2 затрагивает моральную категорию, крайне важную для советского времени и остающуюся сверхважной по сей день, — фашизм. Появление молодых сторонников гитлеровской идеологии в стране, всего 35 лет назад ценой неимоверных жертв одержавшей победу над фашизмом, воспринималось как вопиющее кощунство. У высокой тревожности, связанной со слухами о неофашистах, есть еще одна, менее заметная причина — стилистическое неприятие субкультурной молодежи, именно поэтому частные вспышки паник в городах Советского Союза были связаны с «неформалами» (панками, металлистами и т. д.), воспринимавшимися как «фашисты».