Когда я уже пятый раз прикрываю рот рукой, пряча зевок, Адам объявляет, что останется ночевать со мной.
Замечает мой напряжённый взгляд, усмехается и заявляет, что моей добродетели ничего пока не угрожает, во всяком случае, если сама не начну приставать.
Засыпаем в обнимку, и… в самом деле, просто спим в объятиях друг друга.
Просыпаюсь одна. В доме тихо. Я вдруг понимаю, что дико расстроена.
Понятно, что вряд ли он мог бы остаться, но… так хотелось побыть вместе с ним ещё.
Иду в душ, моюсь, чищу зубы. Волосы мыть лень, но я их вчера мыла, и они чистые и пышные, поэтому просто завязываю их на макушке узлом.
Всё-таки мне уже лучше. Вчерашний день что-то починил во мне, дал надежду на благополучный исход всего этого крутого пике, в которое с размаху влетела моя жизнь.
Придирчиво рассматриваю набор косметики в шкафчике. С удовольствием намазываюсь нежнейшим молочком для тела с невесомой текстурой и тонким ароматом. Из этого же набора наслаждаюсь пенкой, тоником и лёгким кремом для лица.
Набрасываю полупрозрачный халат прямо на голое тело, небрежно завязываю пояс, ныряю ступнями в пушистые белые тапочки.
Выхожу на кухню. И только тут, на кухне, понимаю, что что-то не так.
На кухне пахнет кофе и выпечкой. Коржи недорезаны до конца, процесс приготовления тирамису прерван в финальной его точке.
Я застываю на пороге, глядя на мужчину, сидящего за столом и медленно пьющего чёрный кофе из маленькой чашки.
— Здравствуй, Виктория, — говорит он.
47. Сливки
На мужчину за кухонным столом с чашкой кофе в руках я смотрю лишь мельком.
Потому что мой взгляд намагничивается и притягивается к небольшому чёрному пистолету перед ним.
Большой такой красивый стол на большой и красивой кухне, принадлежащей большому и красивому Адаму, и вот это маленькое оружие кажется игрушечным, но я-то точно знаю, что это такое. И он не пластиковый. Если взять его в руки, то он покажется очень тяжёлым, а холод на ладони ясно даст понять — это металл.
— Адам вышел в магазин, — говорит Сергей, тот самый водитель Адама, — до магазина ехать далеко, продукты он любит выбирать долго и тщательно. Поэтому до того, как вернётся, ты успеешь одеться, а потом пойдёшь со мной.
— С какой стати? — прищуриваюсь я.
Под его взглядом, скользнувшим по моей фигуре, я ёжусь, плотнее запахиваюсь в полупрозрачный халат, скрещивая руки на груди, прикрываясь.
— Тебе нужно одеться и поехать со мной, — отвечает он.
— Я никуда не пойду, — говорю я, пятясь.
— Да ладно, брось, — усмехается он. — Тебя же на аукционе купили. Он удерживает тебя насильно. А я тебя отвезу туда, где тебе помогут.
Улыбается, а глаза холодные, как сталь пистолета на столе перед ним.
В моей голове что-то щёлкает. На него же было нападение, я точно помню, Адам говорил, что он и Римма еле выкарабкались.
— Погоди, — тихо говорю я. — Ты брат-близнец Сергея?
Он смеётся, мотает головой.
— Нет, я. Сергей. И ты тратишь время. Поехали. Считай, что я тебя спасаю от злобного похитителя.
— Ты полицейский под прикрытием? — прищуриваюсь я. — Втёрся к Адаму в доверие и…
Вздрагиваю от громкого звука — Сергей с размаху стукнул ладонью по столу. Резко встал и мгновенно приблизился ко мне. Я даже не успела глазом моргнуть.
Он сдавил мою шею рукой, зажал меня между стеной и своим телом. Чувствую запах дорогого парфюма, к которому примешивается кисловатый запах пота, и запах мятной жвачки изо рта.
Меня тошнит, пытаюсь вырваться, но он настолько умело давит на мою шею пальцами, что я застываю, не двигаясь — хватка тут же ослабляется.
— Повторяю третий раз, — сквозь зубы цедит он. — Одевайся.
Он хочет ещё что-то сказать, но у него не получается — его попросту сметает с меня огромным чёрным вихрем.
Мда. Это эпично. Вжух. И никто меня больше не трогает.
Отбегаю к двери, чтобы не меня не задело, потому что на красивой адамовской кухне разворачивается страшная в своей эпичности драка — Адам занимается тем, что калечит Сергея, а тот вяло сопротивляется, иногда даже успешно, но крайне редко, потому что Адам крайне умел — я вижу — в деле калечения людей.
Под оглушительный треск ломающейся мебели к моим ногам скользит по полу пистолет — я тут же накрываю его стопой и ногой проталкиваю его назад, за свою спину, в коридор, как можно дальше.
Всё заканчивается очень быстро. Сергей, сиплым тяжёлым дыханием подавая признаки жизни, лежит без сознания на полу, его руки и ноги стянуты полотенцами, а сам Адам возвышается над ним в полный рост и выбивает стремительный ритм на чёрном браслете на своём запястье.
А я фокусирую взгляд на Адаме, на его руках с разбитыми костяшками и капельке крови на рассечённой губе. Других повреждений не вижу.
Наконец, он прекращает терзать браслет, смотрит исподлобья на меня. Его глаза кажутся черными провалами, меня передёргивает от его взгляда — только сейчас понимаю, насколько его кроет бешенством.
По-моему, он жалеет, что ничего больше разбивать нельзя, да и Сергея он, похоже, опасается ещё раз тронуть, ещё бы, я вообще сомневаюсь, что тот выживет. Хотя, он нужен Адаму хотя бы для допроса, так что выживет. Наверное.