Аутодафе

Стучат по окнам и домам,
Целуют холодно и гнусно,
Скользят уста гнилой капустой,
И слизь, и пятна по углам.
Какое грязное окно,
Какие мухи – великаны,
Какие хлипкие диваны,
Какое каменное дно!
Старуха топчется в подвале,
И крысы шлепают, шутя,
И, издеваясь нехотя,
Как голос, треснувший в хорале.
Такою музыкой обвальной
Проходит осень без тебя.

«Коленопреклоненный…»

Коленопреклоненный
Перед тобой – не пред людьми —
Выходит сывороткой пенной
Огромный шар моей любви.
И ты, задумчиво и мягко,
И не стараясь уколоть,
Проткнешь то вилкой, то булавкой
Его податливую плоть.
И вспоминая снова давку
И остановки на ветру,
Той окровавленной булавкой
Заколешь волосы к утру.

«Какое чистое окно…»

Какое чистое окно,
Какие сосны-великаны,
Какие красные диваны,
Какое желтое вино,
Какие утренние дюны
И крепкий кофе у тебя,
Какие милые причуды
На дне исполненного дня!

«Мексика – милое счастье…»

Мексика – милое счастье,
Но и – предвестница боли,
Над океаном качаться
В зове больных колоколен.
Всюду Марина, Марина,
Всюду жара и усталость.
Ми преферида, керида,
Все, что прошло и осталось.
Мексика – горькое счастье,
И берегов разделенье.
Мексика – это ненастье,
Это мое приключенье.
Мексика – это Марина,
Это любовь и касанье.
Мексика – это коррида,
Которой не было с нами.

«Милая моя, недоступная…»

Милая моя, недоступная,
Немыслимая, как квартира Бога,
Дорогая моя, перепутанная,
Скатертью же тебе дорога.

Благодатью Божию есмь то, что есмь 1917–1984 год

Все разрушить, все до основанья —
Мысль, культуру, имена и честь,
Даже материальные созданья,
Зданья, хлеб и церковь – тоже в печь.
Упоенье властью – бить и рушить,
Разодрать иконы и холсты,
Чуждый мир, народ, покой и души,
Расстрелять, замучить, задушить.
Но самих ревнителей застолья
Настигает их же экстремизм —
Одиноко гибнут в Подмосковье,
В тюрьмах, ссылках, славя большевизм.
Каются, друг друга обвиняя,
Предавая для и просто так
На вратах придуманного рая
Трудповинность, лагерь и барак.
Но и отказавшись от видений —
Суесловья, полумеры, бред,
И встает весталкой красной Ленин
На знаменах «будущих побед».
И, не отказавшись от сказаний,
То же суесловье, тот же бред,
И всплывет то Троцкий, то Бухарин
Красным варевом надежд их и побед.

«Ломая, пугаясь, падая…»

Ломая, пугаясь, падая,
Глядясь с умильностью жуткой,
Я сам себя не угадываю,
Я – в банках открытых Анчуткой.
Как ткань наэлектризованная,
Леплюсь по словам и лицам,
Скатертью же тебе дорога,
Скатертью же мне забыть все.

«Лежу весь день, и солнце тлеет…»