Бросив Гарри Поттера в почти бессознательном состоянии, растянутым на верстаке в луже собственного дерьма, мочи и блевоты, палач обратил свое внимание на Драко Малфоя, которому еще предстояло получить по заслугам за свое преступление. Экзекутор не спеша подошел к привязанному у позорного столба юному аристократу и вынул из жаровни раскаленный до красна предмет, напоминающий кочергу. Но Драко знал, что ЭТО такое. Стоя рядом с ним, палач держал за толстую угольно–черную рукоять инструмент для клеймения, и парень ужасно, до судорог боялся того, что сейчас собирались с ним сделать, хотя изо всех сил старался не показать своего животного страха. Малфой пытался внешне оставаться спокойным, но по его мертвенно–бледному лицу и расширившимся зрачкам было видно, что он напуган до смерти. У него бешено билось сердце и сводило живот при одной только мысли о том, что к его члену вот–вот прикоснется раскаленное железо. Как любой нормальный человек, Малфой очень боялся боли и всячески старался ее избегать. При этом он отнюдь не был прирожденным трусом, хотя кое–кто в Хогвартсе придерживался именно такого мнения. Но Драко Малфой всегда мог постоять за себя. Просто он с детства жил в такой обстановке, где телесные наказания и боль были нормой. Люциус придерживался старых методов воспитания, и малейшее сопротивление или неподчинение сына каралось быстро и беспощадно. С детства в сознании Драко укоренилась одна очень простая мысль – если наказание неизбежно, то следует постараться сделать так, чтобы не получить более того, что ему причиталось. Юный Малфой любил отца, несмотря на его суровый, а иногда жестокий нрав, особенно если дело касалось родовой чести. Парень с раннего детства стремился во всем походить на него и из кожи лез, чтобы стать достойным Люциуса. А сейчас, по жестокой иронии судьбы именно из–за отца, который не смог так же искренне и беззаветно любить и прощать своего единственного сына, Драко стоял здесь, на эшафоте. Он с замиранием сердца смотрел, как палач, держа за рукоятку инструмент для клеймения, подошел к краю помоста и высоко поднял его над головой, показывая толпе, чтобы все могли хорошо рассмотреть пыточную снасть, а затем снова сунул прут обратно в жаровню, потревожив угли. Над жаровней взвилось небольшое облако искр, тут же погасших. Глядя в мертвенно–бледное лицо своей жертвы, на лбу которой выступили крупные капли пота, палач усмехнулся и подал знак одному из своих подручных, который тут же встал позади Драко, захлестнул его шею веревкой, быстро натянул и принялся душить. У парня перехватило дыхание, он захрипел, в глазах все завертелось, вскоре он начал впадать в забытье, но удушье вызвало незамедлительную сильную эрекцию. Толпа зашумела, разглядывая открывшееся им вожделенное зрелище. Малфой страшно хрипел, по телу прошла судорога, и подручный палача слегка освободил горло осужденного от петли. Парень смог вздохнуть, жадно хватая воздух посиневшими губами.
Палач снова принялся шевелить стальным прутом угли в жаровне, каждым движением вызывая взрыв быстро гаснущих искр. Когда мужчина вытащил инструмент для клеймения, его конец мерцал почти белым светом, а чуть выше менял свой цвет от соломенно–желтого до темно–красного. Толстые рукавицы палача надежно защищали его руки от жара.
– Ну вот, то, что надо, – удовлетворенно произнес экзекутор и двинулся к Малфою, держа клеймо на уровне его паха.
Подойдя к своей жертве с остекленевшими от ужаса глазами и слипшимися от пота волосами, палач сначала медленно провел рукой по натянувшейся на ребрах блестящей от пота коже, затем погладил живот парня, спустился на лобок и под хохот толпы несколько раз вздрочил стоящий член. Помощник экзекутора еще ослабил веревку, чтобы не удавить свою жертву раньше времени, и осужденный судорожно вздрогнул, хватая ртом воздух, однако эрекция, вызванная удушьем, пока не пропала. Палач приблизил инструмент для клеймения к паху Малфоя, и, когда до раскаленного железа осталось несколько сантиметров, самообладание все же покинуло молодого человека. Почувствовав вблизи оголенной головки нестерпимый жар, исходящий от раскаленного прута, Драко забился в истерике.
– Нет! Прошу вас, не надо!
Рука палача даже не дрогнула. Не прекращая умолять о пощаде, Малфой с ужасом наблюдал за тем, как раскаленное добела клеймо медленно приближается к его члену.
– Не надо! Не…