Авантюрист

Амазонка молча достала из-за пояса джинсов два пистолета, свой и мой, и изготовилась к стрельбе. Попасть на такой скорости и при такой тряске в идущую следом машину, наверное, можно, но хотелось бы, чтобы при этом и водитель слегка пострадал. Наташа высунулась из салона чуть ли не по пояс и выстрелила.

«Мерседес» чуть приотстал. Нам повезло, что у Гоги не было напарника, а вести по такой дороге машину и одновременно палить из автомата довольно затруднительно.

— Держите меня за ноги, Лабух, — крикнула Наташа и добавила к вышесказанному смачное ругательство.

От трассы до поселка было не более пяти километров ухабистого пути, но это была, пожалуй, самая трудная дорога в моей жизни. У меня теплилась надежда, что на трассе нам все-таки удастся оторваться, но увы. Этой надежде не суждено было сбыться. Ровная дорога сослужила хорошую службу не только нам, но и Гоге. В этот раз треск автоматной очереди обернулся хрустом разлетевшегося стекла. К счастью, это было стекло заднее, а лобовое оставалось почти целым. В ответ Наталья выстрелила из пистолета. И, по-моему, удачно. «Мерседес» дернулся и едва не вылетел на обочину. В довершение он, кажется, еще и ослеп на один глаз. Ночная трасса была практически пустынной, за десять минут бешеной гонки мы обогнали только одного тихохода да навстречу нам попались три-четыре машины. Зрелище, надо полагать, им в эти секунды открылось захватывающее: две машины, черными призраками вылетающие из ночи, плюющие огнем и свинцом. А из окна одной из них чуть ли не по пояс высунулась ведьма с развевающимися на ветру волосами и пистолетом в руке. Конечно, надеяться на чью-то помощь в нашей ситуации было бы глупо, но будь трасса более оживленной, вряд ли Гога стал бы вести себя столь нагло.

— Вот сволочь, вот сволочь! — причитал Красильников.

— Это вы о Гоге? — полюбопытствовал побуревший от натуги Лабух, который так крепко держал Наташу за ноги, словно собирался провести в этом положении остаток жизни.

— Это я о Зеленчуке, — отозвался потомок купца первой гильдии. — Ведь мы же с ним деловые партнеры! Так вы считаете, Феликс, что Зеленчук с Чуевым договорились?

Ответить я не успел, «мерседес» стал стремительно приближаться. Раздался новый треск автоматной очереди, а потом одиночный выстрел Наташи. Выстрел оказался на редкость удачным: «мерседес» слетел-таки с полотна дороги и по очень странной дугообразной траектории спикировал в черноту. Раздался страшный грохот, а следом что-то полыхнуло в ночи. Однако торжествующего вопля я издать не успел.

— Лабух, — сказала Наташа упавшим голосом.

Белая рубашка художника на глазах становилась красной. Лабух был еще жив и в сознании. Во всяком случае, глаза его смотрели на меня вполне осмысленно и даже почти насмешливо.

— Судьбу не обманешь, Мефистофель. А нос я тогда расковырял.

— Сделайте же что-нибудь, Феликс, вы же врач! — в отчаянии крикнула Наташа.

Теперь она обнимала Лабуха, который неловко повис на спинке сиденья. Убегать вроде бы было уже не от кого. До города оставалось еще километров двадцать, а художнику было, похоже, отмерено злым роком гораздо меньше. Я остановил машину и сделал Лабуху перевязку, использовав Наташину аптечку.

— Он будет жить? — испуганно спросил Красильников.

Я утвердительно кивнул головой, хотя был уверен в обратном. Теперь за руль вновь села Наташа. Красильников перебрался к ней на переднее сиденье, а я остался на заднем, держа художника в объятиях. Наташа, по-моему, превзошла саму себя: машина летела по трассе со скоростью болида, но это уже никого не волновало: ни меня, ни Красильникова, ни тем более художника.

— Сбросьте скорость, — сказал я Наташе, когда мы ворвались в город. — Лабуху уже все равно, он умер.

Мы остановились почти на том же месте у ГУМа, с которого стартовали в ночь. Теперь эта ночь была уже на исходе. Было по-прежнему душно, горели тускло фонари, но до рассвета оставалось не более получаса.

— Отвези его в больницу, — кивнул я на Лабуха. — Спросишь там Калягина, он все оформит как надо.

— А ты? — посмотрела на меня в упор Наташа.

— Мне еще надо кое с кем посчитаться.

— А как же мой брат?

— Я его вытащу, даю слово. Ну а если со мной что-то случится, Калягин поможет тебе опровергнуть слухи о смерти Лузгина.

Мой «форд» стоял на том самом месте, где я его бросил. В целости и сохранности. И даже не подозревал, что потерял одного пассажира и едва не потерял хозяина. Доктор Фауст умер, а Мефистофелю еще предстояло отыграться. Пьяный бред обернулся кошмаром. А на совести графа Фели осталась одна загубленная по его вине жизнь. Я, конечно, не ангел, но и не настольно подл, чтобы не чувствовать своей вины за смерть Лабуха. Но были еще более виноватые, чем я. И этим виноватым я должен был предъявить счет к оплате. Говорят, что в цивилизованном обществе кровная месть не в ходу, но это смотря что считать цивилизованностью.

Я проверил возвращенный Наташей пистолет Лабуха и сунул его за пояс брюк. Я был уверен, что сегодняшним утром он мне понадобится. А вот в чем я абсолютно не был уверен, так это в том, что доживу до полудня.