Авантюрист

Иное дело Верочка. На ее счет у меня возникли очень серьезные сомнения, которыми я, разумеется, не стал делиться с Зеленчуком. Мне вдруг пришло в голову, что появление вчера в бильярдной Веневитинова не носило такого уж мистического характера, как это мне показалось. И что Верочка как нельзя более подходит на роль засланного в чуевский стан казачка. Вот ведь дочери Евы, прости господи. Но кто мог поверить, глядя в эти пусть и слегка порочные, но абсолютно наивные и почти детские глаза, что за ними столько коварства и изворотливости. Я ведь привлек девочку к сотрудничеству вовсе не потому, что нуждался в ней, а просто из присущего мне чувства социальной справедливости. Хотелось поддержать представительницу рабочего сословия в трудный час. И вот она, благодарность. Это невинное в кавычках дитя, не моргнув глазом, бросает меня в топку своего честолюбия и корыстолюбия. Справедливости ради надо заметить, что я был для Верочки единственным шансом. Не появись я здесь после ее звонка, орлы Зеленчука пристрелили бы и ее, и Витьку Чуева как агентов Веневитинова. Верочке, похоже, просто нужно было выиграть время, именно поэтому она и позвонила мне.

— Я бы не стал рисковать, Михаил. Борт уже на подходе. Красильников это мелочь. Сивый мерин, которому мы в любой момент сумеем заткнуть рот. А этот гаденыш опасен.

Синеглазый мне не понравился с первого взгляда. Он из породы оловянных солдатиков. С устойчивой нервной системой и куцей памятью. Таких никогда не мучают кошмары. А люди для них как фишки в игре. Странная разновидность людей, не наделенных ни воображением, ни совестью. У Зеленчука воображение было, и он мучительно просчитывал в уме все возможные варианты развития событий. На лице его отчетливо читалось сомнение.

— Там не одобрят, — привел свой самый весомый аргумент синеглазый.

Скорее всего, они ждали транспортный вертолет. Оборудованная худо-бедно площадка на базе была. С точки зрения безопасности и здравого смысла подобные предосторожности не кажутся лишними. Воздушный путь куда комфортнее наземного. К сожалению, я допустил ошибку. Я упустил из виду, что Зеленчук может оказаться неглавным в разыгрываемой комбинации. А зависимость от вышестоящего и не склонного к всепрощению лица очень давит на психику в критической ситуации.

— Делай как знаешь, — процедил Зеленчук сквозь зубы и отвернулся.

Просить пощады, судя по всему, было бессмысленно. Стойкий оловянный солдатик уже принял решение. Он довольно грубо тряхнул меня за плечо и махнул левой, свободной от оружия рукой на дверь. Открытый бунт был обречен на провал. В комнате было шестеро вооруженных до зубов мужчин, которые изрешетили бы нас в несколько секунд. Правда, и за дверью нам ничего не светило, ну разве что еще несколько минут существования в состоянии страха и ожидания неминуемой смерти. Прежде мне приходилось читать в книгах, как уводили на расстрел героев. Всегда почему-то утром. И обстановка была приподнятой и пафосной. Нас же собирались пристрелить без зачитывания приговора и барабанной дроби. В сущности, мы и героями не были, а всего лишь оказались малозначимой, но докучливой помехой в проводимой кем-то стратегической операции по изъятию больших ценностей. И люди, готовые нас пристрелить, не испытывали к нам ненависти. Они просто собирались пустить нас в расход. Другое дело, что мне в расход идти не хотелось.

— Дайте хоть опохмелиться, — прохрипел Чуев, и я невольно вздрогнул от этого севшего от страха голоса.

Надо сказать, что Витька, несмотря на похмельное состояние, сумел сообразить, что дело швах. К его чести, следует признать, что он не раскис, не потек гнилым помидором, а лишь косил в сторону расстрельной команды красным после перепоя страшным глазом. Верочка была смертельно бледной, а в ее направленных на меня карих глазах ужас мешался с надеждой. Кажется, она рассчитывала на меня. Прямо скажем, у девочки были завышенные претензии к моей скромной персоне. Расстреливать нас повели двое: синеглазый оловянный солдатик и длиннорукий амбал. Я уже не говорю, что они были вооружены, но, даже будь они безоружны, я бы с ними вряд ли справился. Эти люди знали свое дело и через многое прошли в своей жизни. Мне оставалось только пожалеть, что я не волшебник и теперь уже вряд ли когда-нибудь выучусь этой профессии. Будь он проклят, этот Веневитинов, знал же ведь, куда толкает девчонку, и уж, конечно, догадывался, чем для нее все может обернуться.

— Кажется, у меня в машине есть бутылка. — Голос мой прозвучал не менее сипло, чем у Витьки, хотя я и блистал трезвостью. — Может, разопьем ее на дальнюю дорожку?

— А пусть, — хмыкнул амбал, поворачиваясь к оловянному солдатику. — Больно смотреть, как человек мается с похмелья.

Это чисто русский гуманизм: у нас скорее пьяного пожалеют, чем невиновного. Ну и мужская солидарность кое-что значит. Состояние ведь знакомое многим, если не всем. Мне показалось, что ни амбал, ни синеглазый не были исключением в плотном мужском ряду.