Авантюрист

Теперь дошло. Этакий Маугли в роли сына полка — на лицо «зверь» оказался весьма молод. Почувствовав мой интерес, юноша приполз к нам, и тогда стало ясно, что пожилой солдат не ругался, а произнес кличку. И я увидел, что такое настоящий Трындец. По-другому и не скажешь. Усевшись по-турецки, подпоясанный не то кистенем, не то плетью, человекоподобный с любопытством наблюдал, как Фома накладывает повязку. Затем разразился радостным угуканьем и полез грязными руками в сумку. День клонился к закату, но я без труда разглядел, что у парня отсутствуют ушные раковины. Его собственные. Зато чужие — всевозможных калибров и степени сохранности имеются в изобилии. Разложив трофеи в причудливом беспорядке по сумке и коленям, он по очереди приставлял мертвечину к своим жутким шрамам. Мычанием и характерным движением подбородка «зверь» обращался к тому или другому солдату за одобрением композиции. Что удивительно, княжеские стрельцы откликались одобрением, если пара совпадала, и наоборот, всячески критиковали ущербный дизайн из ушей неподходящего размера.

Фома, заканчивающий свою работу по уходу за ранеными, обернулся ко мне за поддержкой. Что ж, в каждой избушке свои игрушки. Пора подофицеру четвертого класса навести порядок в этом балагане!

— Вашбродь, дозвольте, — обратился к нам с лекарем тяжело раненный в грудь солдат. — Трындец хочет, чтобы прирастили ему ухи. Он долго выбирал и хочет эти.

Он перевел нам жуткую пантомиму настолько спокойно, что отсутствие диплома и практики не помешали мне мгновенно поставить ему диагноз. Тем более что он говорил искренне и серьезно. При этом солдат четко осознавал, что ему суждено остаться на этом острове посреди болота. Он недоумевал, почему невесть откуда взявшийся офицерик тратит на них магическую силу, делится пищей и медикаментами. Он, уже смирившийся с неизбежной смертью, просто не готов был понять и принять отказа. Раз уж его, бесполезного, выхаживают, то неужто столь щедрому магу сложно прирастить мальчишке-охотнику куски чужой плоти? Тем более в коллекции огромный выбор совсем свежих, сегодняшних…

Куда, тудыть их восемь раз через коромысло, смотрит здешняя призывная комиссия? Как, я спрашиваю, как понять мне этих людей? Лишенные командиров «мужланы», вооруженные хламьем, истребленные на две трети в подлой засаде, каким-то образом организовались, вернулись на поле боя и со страшными потерями отбили у врага не знамя, не казну, а тело женщины, которую называют госпожой. После чего забились в медвежий угол и за редким исключением потеряли разум. Ну, если трюк с «госпожой» еще как-то можно объяснить, например любовью к родине, к матери, что сконцентрировалась на конкретной земной женщине, то наличие в отряде всеобщего любимца Трындеца в моей голове не укладывалось совершенно. Нет, пора прекращать. Рассудок дороже. Слетевший с катушек маг-неумеха фору даст любой обезьяне с фугасом.

— Мастер-стрелок Молчун.

— Ну, я, — солдат даже не привстал.

— Головка от… — После такого вступления я перешел на деловой тон и под редкие глухие смешки выдвинул справедливое требование представить доклад по результатам разведки.

— Докладаю, мы в полной дупе. — Молчун продолжал сидеть ко мне спиной. — Даже нет, господин енерал, скажу так: мы в самой глубокой и вонючей дупе на всем белом свете!

Вот скотина! При озвученной мной древней рифме солдаты прыснули в кулаки, но и во время «доклада» оппонента с трудом подавляли смех. Даже раненые, кривясь от боли и хватаясь за раны, дружно хрипло «закашляли». Смех и слезы, да и только.

Я уговаривал себя не сорваться. Накопившиеся за этот бесконечный день боль, усталость и страх готовились вскипятить все мое дерьмо разом и обрушить его всесокрушающей лавиной на голову смутьяна. И тогда с таким трудом приведенное в относительный порядок стадо баранов затопчет меня в эти надоевшие кочки.

Как бы подчеркивая свое нежелание хвататься за оружие по столь пустяковому поводу, я сложил усталые руки на груди.

— Ну, что ж, мастер-стрелок, шут гороховый! Вы доказали, что вам лучше молчать, чем говорить. А теперь ваш безухий питомец отправляется спать. У него превосходное чутье, и поэтому он идеально подходит для «собачьей вахты»!

После этих слов я величественно простер левую руку над головой недоумевающего Трындеца и скомандовал: «Отбой!» Бедняга повалился прямо в смрадный ковер своих трофеев, словно у этой марионетки обрезали все нитки.

— Ах ты гнида! — Молчун вскочил с ножом в руке.

Гляди-ка, проняло негодяя. Да и солдатики притихли.

— Ой, не надо. Ты так легко не отделаешься… — Внешне я был спокоен, но меня разбирала нехорошая такая дрожь, что, если не ударишь кого, эмаль на зубах крошится да костяшки пальцев хрустят недобро.

Стрелок поборол себя. Самоконтроль у парняги — позавидуешь. Мне б таких чудо-богатырей полсотни, да с «мастерворками» и в полном прикиде, да сплоченными-сытыми-обученными. Сейчас бы не мы по болотам хоронились. А жены черных баронов непослушных детишек нашими именами бы пугали.

— Мастер-стрелок Молчун!

— Я.