Авантюрист

Вот как, я обидел Алану. Дважды подряд обидел, оба раза страдала память о ее драгоценном брате, неудивительно, если в первом же трактире я обнаружу пятнадцатилетнюю женушку пьяную как сапожник…

Привязывать буду, подумал я, ожесточенно нахлестывая лошадь. От меня не убежишь… на цепь посажу. Узнает, каково… позорить имя Рекотарсов…

А позору не оберешься. Здесь не город; здесь только один господин Рекотарс на всю округу, и в кабаке, где пьянствует нежная госпожа, наверняка уже собрались зеваки…

Лошадь возмущенно вскричала. Я обращался с ней по-свински. Эдакий хряк в седле…

Аланы не оказалось ни на постоялом дворе, ни в большом трактире, ни в маленьком трактирчике на окраине. Более того – никто ее и не видел, все глаза смотрели с одинаковым удивлением, а ведь здешние жители не из той породы, чтобы лицемерить и хранить тайну…

Лошадь, которую я гнал по снегу, выбивалась из сил.

В соседнем поселке Алану не видели тоже.

Как будто, выйдя из замка, она взмахнула руками и поднялась прямиком в холодные небеса.

* * *

Я заснул под утро. Всю ночь мне мерещился стук в дверь – будто явился полковник Солль, будто бы он приехал в гости к дочери… И мне предстоит выйти к нему навстречу.

А потом оказывалось, что это бред. Что это ветер стучит в окно – и тогда я успокаивался и спрашивал себя: а может быть, ее и не было? Аланы? Может быть, потрясенный приговором Судьи я полгода пропьянствовал в замке и допился до хмельных видений?!

Утром я задремал; стоило сну сомкнуться над моей головой, как перед закрытыми глазами тут же обнаружился темный канал, горбатый мостик над каналом… где-то все это уже было.

А на мостике стоял старик. Длинный и тощий; старика я точно никогда не видел, и предпочел бы не встречаться с ним вовсе, потому что взгляд у него был… Как будто я смотрю на лекарский ланцет. И сразу захотелось проснуться.

– Она у него, – устало сказал старик, роняя камушек в неподвижную черную воду.

По воде разошелся круг.

* * *

Я хотел взять с собой старосту и людей из поселка, но никто не пошел. Все оказались больными, слабыми, многодетными; староста извинялся и приседал, но идти на холм ему никак не можно. Пусть благородный господин Рекотарс великодушно простит, но не мужицкое это дело – вламываться к магу, господин Рекотарс свободная птица, а мужикам тут жить, их земелька кормит…

Итер не смел отказать, глядя на его иссиня-бледное лицо, я сам отменил собственное распоряжение. Взял огниво и вязанку факелов, у подножия холма зажег сразу два и двинулся на гору, с огнем среди бела дня, будто пещерный дух, они, говорят, тоже с факелами бродят…

Калитка не была заперта. Как обычно.

Дверь отворилась почти сразу же; Черно стоял в глубине прихожей, по уши закутанный в мохнатую шубу.

– Привет, – сказал я, пропуская факел впереди себя. – Я пришел тебя согреть.

Трудно сказать, чего я ожидал. Черно молчал; отсветы пламени плясали на голом черепе.

Я шагнул вперед, намереваясь ткнуть его факелом в лицо.

– Осторожнее, – сказал он негромко. – Ты неверно понял. Я не люблю огня – не значит, что я боюсь его… Ты ведь тоже не любишь дерьма. Но если некто швырнет в тебя… какашкой, ты ведь не пустишься в ужасе бежать? Нет?

И пока я хлопал глазами, протянул руку и оторвал от факела клочок огня – оторвал, как кусок соломы.

– Извини, что я сбил тебя с толку.

Несколько мгновений пламя прыгало у него на ладони – как-то странно прыгало, будто пытаясь убежать; потом он сжал пальцы – пламя скомкалось, как тряпочка, и погасло.

И оба моих факела погасли тоже.

Стало темно. А может быть, мне показалось; Черно Да Скоро высился передо мной, как черная мохнатая тень. И только на голой макушке лежал тусклый блик.

– Что стоишь? Пришел – заходи… Мы с Аланой как раз о тебе говорили. Зайдешь?

Я не двигался с места.

– Если раздумал – иди домой… Алана потом вернется. Только на пороге не стой, потому как дверь закрыть надо… Сквозит…

– Алана! – позвал я хрипло.

Огромный дом молчал.

– Тебе это запомнится, – сказал я глухо, наперед зная, что это не пустая угроза, что я наизнанку вывернусь, но отомщу Чонотаксу Оро.

За ощущение полного бессилия, свалившееся на меня в эту минуту.

– Войди, – терпеливо повторил Черно Да Скоро. – Ты просто… извини, Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок. Ты две недели вез эту книжку и даже не удосужился толком ее почитать. Женился на девушке и даже не разузнал толком… о ее семье. О брате…

Снова – этот ее брат.

– Опять-таки извини, Ретано. Я думал, что ты свяжешь в уме… Аланиного деда, его книгу, Луара. Я думал, что ты мне сознательно поможешь… Вместо этого ты впал в истерику. Жаль; собственно, на этом этапе я уже могу обойтись без твоей помощи. Извини.

– Алана!! – рявкнул я так, что зазвенели стекла.

Пауза.

В глубине большого дома скрипнула дверь. Приблизились неуверенные шаги; Алана остановилась на верхней площадке лестницы, будто решая, спускаться ко мне или нет.

Я облизнул губы. Маленькая, в короткой шубке, на вид даже моложе своих лет; лицо ее, привыкшее носить мину гордости и злости, показалось мне незнакомым. Печальное лицо обиженного ребенка.

– Алана, пойдем домой, – сказал я мягко.