Авантюрист

Ее губы необходимо было смазать питательным маслом. Немедленно, иначе они растрескаются еще больше, до крови, и будет очень больно…

– Алана… – Мой голос дрогнул.

– Он говорит, – Алана удивленно воззрилась на Черно, будто впервые его увидев, – он говорит, что ты… что вы женились на мне из-за книги. Что это он вам велел жениться на мне… Это правда?

Я проглотил слюну. Черно Да Скоро стоял в двух шагах, теперь, когда глаза привыкли к полумраку, я прекрасно видел его лицо, но глаза Черно выражали то же, что и всегда. Ничего не выражали.

– Скажи ей, Ретано, – со вздохом попросил Чонотакс. – Ответь жене… Правда?

Я поднял глаза на Алану.

Сейчас она была очень похожа на Эгерта Солля. На тринадцатилетнего мальчика Эгерта.

– Нет, – сказал я, спокойно глядя ей в глаза. – Это гнусное вранье. Этот господин – маг и потому считает, что ему все позволено… Спускайся, Алана. Мы пойдем домой.

Черно Да Скоро усмехнулся:

– А вы бесчестный человек, Ретанаар Рекотарс… Как же так? Лгать в глаза любимой жене? А?

– Алана, пойдем домой, – повторил я ровно.

Она не двинулась с места.

– Он говорит, что мы с Луаром связаны… ниточкой… что я могу отвести его к Луару. Я бы хотела.

Вот тогда мне сделалось страшно.

Проще всего было бы принять Алану за сумасшедшую – вслед за матушкой… Я непременно решил бы, что она тронулась умишком. Если бы рядом не стоял Черно Да Скоро, который рвет огонь руками, будто солому. Которому, как выясняется, не столько книжка нужна была, сколько…

«Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок».

– А я дурачок-таки, – сказал я шепотом.

– Вот и я говорю, – охотно согласился Черно. – Извини, но мне нужна девочка.

Мне казалось, что я вязну в его извинениях, как в киселе. Откуда-то со стороны донесся мой до странности спокойный голос:

– Вот и надо было самому на ней жениться… МНЕ она тоже нужна, Чонотакс.

– Нет. – Губы Черно изогнулись дугой, уголки их резко опустились вниз. – Будь честен хоть сам перед собой…

– Алана, ко мне! – рявкнул я.

Алана не двинулась с места.

Чонотакс помедлил. Чуть усмехнулся краешком рта; развернулся, бесшумно поднялся по лестнице и оттуда, сверху, поманил рукой. Приглашая.

Я стоял на месте минут пять, будто меня приколотили гвоздями. Потом шагнул вперед…

Невидимый люк, мгновенно разверзшийся под моими ногами, проглотил меня вместе с моим неродившимся воплем.

* * *

…В старину существовал любопытный способ выдержки вина: бочку оставляли в каменной нише, а рядом замуровывали живого узника, лет эдак на двадцать-тридцать, а лучше на пятьдесят, чтобы наследники виноделов, вскрыв тайник, обнаружили драгоценный сосуд в соседстве с истлевшим скелетом.

Говорят, однажды бочка оказалась пуста, просверлена камушком, а скелет хранил на желтом черепе выражение пьяного довольства. Возможно, тот счастливец познал радости жизни, какие его тюремщикам никогда и не снились…

Так подумал я, очнувшись в подземелье. В цепях. У холодной и волглой стены.

«Ретано, ты храбрый человек, но ты дурачок».

Последним, что я помнил, была распахивающаяся под ногами пустота. А вот удара не случилось; как будто прямиком из Чонотаксовой прихожей я мягко ухнул сюда, в темницу, на цепь…

Глаза мои привыкли к темноте. Уши напряглись, пытаясь выловить из сырого воздуха что-нибудь, кроме отдаленного звука падающих капель. Все происходило как по нотам – я не удивился бы, если бы рядышком обнаружился в ржавых цепях мой сосед и предшественник, некто, чья одежда успела истлеть, а кости почти полностью обнажиться…

– Экая ты скотина, Чонотакс, – сказал я вслух.

Ответа не последовало. Короткие цепи не позволяли мне опустить руки, железный пояс, ввинченный в стену, не давал встать. В такой позе с удобством можно было рвать на себе волосы, но никакое другое занятие, увы, не представлялось возможным.

– Я убью тебя, Черно!..

Моя правая нога, бесполезно лягающая воздух, вдруг ударилась о твердое, мой вскрик и глухой удар по дереву прозвучали почти одновременно.

Бочка.

Р-рогатая судьба, это бочка, зачем я вспомнил рецепт виноделия, к которому, если верить летописям, никогда не прибегали мои предки?!

Я затравленно огляделся.

Бочки выступали из стены, длинная галерея огромных бочек, точно такая же, как в подвале моего собственного замка, если неведомые виноделы решили заложить сразу два десятка сосудов, то почему они сэкономили на узниках? Разве им хватит меня одного?!

– Я убью тебя, Черно, – сказал я шепотом.

Думать можно в любой позе. Или почти в любой; первым делом я подумал об Алане, и эта мысль заставила меня взвыть и выгнуться дугой.

«Будь честен перед самим собой».

– Значит, так, – сказал я яростно. – Алана моя жена. Даже если первую брачную ночь я прохрапел, как свинья, равнодушный и пьяный… Даже если я женился на ней по расчету – все равно она моя жена! Я за нее отвечаю! И если ты, скотина, немедленно не выпустишь ее… Пеняй на себя!!

Свирепые вопли придавали мне мужества. Я орал и плевался, и перепуганное эхо прыгало по подземелью, как сумасшедший заяц.

Потом я устал. Выдохся; жалобно звякнули цепи, и, будто в ответ, в темном углу подземной галереи тихонько вздохнули.

Я притих.