В перерыве Реллинский предложил зайти в буфет. Дарчия сразу насторожился.
— Да ты не волнуйся, — успокоил его Георгий Васильевич. — Я уже третий год — ни капли. Все, друг, с этим покончено навсегда. Хочу Ирине пирожных купить и лимонада.
— Это другое дело, — с облегчением сказал Резо.
Они заняли очередь в буфет.
— Вон там столик освободился, — показал жене Реллинский. — Ты пойди сядь пока.
Он смотрел, как Ирина ловко лавирует между стульями, и снова что-то сжалось в груди.
«Я старею, — вдруг понял Георгий Васильевич. — А она все так же хороша. Нет, даже лучше, чем когда мы встретились впервые. Это было… да, девять лет назад. В доме в Шереметьевском переулке, куда меня привел Френсис Аллен Кроми, Фрэнк… Он умер, а я так счастлив».
— Может, пива возьмем? — вывел его из задумчивости голос Резо.
— Нет, — отказался Реллинский. — Ты как хочешь, а на меня не рассчитывай.
— Ладно, — Дарчия повернулся к буфетчице. — Сделай нам, золотая, три пирожных, бутылку лимонада и кружку пива…
— Товарищ Реллинский? — к Георгию Васильевичу подошли двое сотрудников из другого отдела. Он знал их в лицо, а фамилий не помнил. — Можно вас на минутку?
Прозвенел звонок.
— Ты куда, Стратег? — Резо растерянно стоял с подносом. — Времени мало!
— Я сейчас, — Реллинский помахал рукой жене. — Найду вас в зале. Что за вопрос у вас, товарищи?
Коллеги отвели его в сторону.
— Сюда, пожалуйста… Вас срочно хочет повидать товарищ Потере.
— Ян Христофорович? — удивился Георгий. — Я как будто не видел его в зале. Разве он не в Москве?
— Товарищ Петерс ждет вас в фойе.
Торопливо, почти бегом они спустились вниз по лестнице.
— Где же Ян Христофорович? — Реллинский оглядел пустое фойе. — Это какое-то недоразумение…
— Только тихо, — внушительно шепнул один из коллег. — Без шума. Понятно?
Георгий Васильевич оторопел.
— Я что — арестован? Но почему? За что? В такой день, в таком месте…
— Я сказал — тихо! — с угрозой повторил коллега. — Не порть людям праздник.
Реллинский замолчал. Он ничего не мог понять.
«Какая-то ошибка, — успокаивал он самого себя. — Сейчас все выяснится, и я вернусь в зал, на концерт».
Больше всего он беспокоился за Ирину.