Авантюрист и любовник Сидней Рейли

— Не-а, — Куделин пристыженно шмыгнул носом. — Я, окромя нашей деревни да Тамбова, нигде не бывал. Ну, еще в Ленинграде… Только не видел ничего, потому как ночью привезли и ночью увезли…

— М-да… Темный ты, как я погляжу, — снисходительно откликался Извеков. — Деревенский, а на лошади кулем сидишь… Тс-с-с… Слышишь?

— Вода журчит…

— «Вода-а»! — передразнил Ваня. — Это река, Сестра называется.

— Чудное имя…

— Ничуть не чудное. Граница тут. С этой стороны — мы, а на том берегу — финляндцы. Народ они ничего, смирные, работящие… Трепать языком не любят… И ты никому ни слова, понял? А то нехотя какую-нибудь военную тайну расскажешь. Бдительность и еще раз она же. Болтун — находка для шпиона. Слыхал такую поговорку?

— Ага…

— Заагакал… Отвечай четко, по уставу: так точно, есть, служу Советской родине! Тс-с-с… Слышишь?

— Река Сестра журчит…

— Сам ты журчишь, — сердито оборвал напарника Ваня. — Голоса… Люди идут.

Они замолчали и прислушались. В самом деле, прямо к ним кто-то двигался.

— Ой, мамочки! — Куделин вжал голову в плечи. — Шпиены…

— Не трусь, Сашок! — храбрился Извеков, до боли сжимая винтовку в руках. — Нехай только сунутся… Подпустим поближе, вдруг кто свои?

По шороху кустов можно было определить, что люди уже близко. Голоса звучали все отчетливее.

— Стой, кто идет? — звонко крикнул Ваня. — Стрелять буду!

«Шпиены» ответить не успели. Куделин, наверно от страха, начал стрелять. В кустах кто-то упал. Извеков, чтобы не отставать, тоже принялся палить в темноту. Голоса стихли. Шорохи тоже.

Пограничники растерянно переглянулись. Все инструкции, как вести себя в таких случаях, напрочь вылетели из головы.

— Помогите… — прошептал кто-то в кустах. — Мы свои… Раненые…

Сашко сделал было шаг вперед, но Ваня удержал его и громко сказал:

— Свои дома сидят, а не через границу шастают.

— Вот дурень! — ругнулся раненый. — Если переорал, беги на заставу, подмогу зови… Всех пострелял, стрелок хренов!

Извеков свесился с Орлика и осторожно раздвинул руками прибрежные заросли. Людей было четверо. Трое лежали неподвижно, один шевелился, внутри у него что-то булькало.

— Зови на помощь, — велел Ваня Куделину. — Да гони побыстрее, пока шпиен не помер!..

Вскоре прибыл грузовик с кордона. При свете включенных фар Извеков увидел лужи крови под двумя неподвижными телами. Раненым оказался свой же старшина, Серега Деревщиков. А четвертый, белобрысый финн, вообще был целехоньким — ни царапины. После оклика: «Стой! Кто идет?» он бросился ничком на землю и потому ничуть не пострадал.

— Ну, Ванька, натворил ты делов! — сердито кричал начальник заставы. — Тут же «окно», твою мать, проход был плановый…

— Откуда же мне знать? — оправдывался Извеков. — Мы слышим, люди идут… Действовали строго по уставу…

— По уставу! — начальник склонился над Деревщиковым. — Держись, Серега, сейчас тебе сделают перевязку…

Носилки тронулись с места. Белобрысого финского «шпиена», не пострадавшего в перестрелке, усадили в кузов. Он все еще молча трясся.

— Операцию завалили, — бормотал начальник, ощупывая труп и рассматривая в свете фар документы. — Глянь, Штейнберг, купец… Железный… Этот должен был уйти на ту сторону! Теперь с меня голову снимут!

— Простите, Афанасий Тимофеич… — заныл Извеков. — Меня никто не инструктировал…

— А ты и не должен был ничего знать, — сердито отозвался командир. — Чернова предупредили, угораздило его загреметь в лазарет… Погоди… А это что еще за тело?

Покойник, в хорошем костюме и крепких ботинках, крепко прижимал к груди кожаный чемоданчик, перетянутый ремнями.

— Откуда только взялся? — с досадой сказал начальник заставы. — Эх, Деревщиков, на буржуйские деньги клюнул! Если выживет Серега — под трибунал пойдет… — Он раскрыл бумаги «незапланированного» трупа. — Так-ак… Любопытно! Френсис Барнс… Винченцо Массино… Дмитрий Иванович Таукчи… Важная, видать, птица! Может, зачтут это нам? Эх…

На финском берегу тоже поднялся переполох. Вспыхивали огоньки фонариков, слышались голоса…

— Гаси фары! — распорядился командир. — Грузи тела! Уходим немедленно…

Ленинград, 30 сентября 1925 года

— Ответите по всей строгости закона! — кричал Мессинг. — И ты, Петров, и ты, Вяхья!

В такой ярости Афанасий Тимофеевич видел полномочного представителя ОГПУ по Ленобласти впервые и понимал, что тот сам напуган до полусмерти.

— Так точно! — четко отвечал начальник заставы. — Под суд пойду! Искуплю вину перед родной Советской властью!

— А я не согласен, Станислав Адамович, — мягко возразил белобрысый «шпиен» Тойво Вяхья. — Почему я должен садиться за решетку из-за чужих грехов? Моя задача была — встретить «гостя» и переправить его через реку… Так бы я и поступил, если бы пограничники не начали пальбу…

— Трибунал разберется, кто за что должен отвечать, — Мессинг, успокаиваясь, потер свой бритый наголо череп. — И определит степень вины каждого. Из-за вашей халатности поставлена под удар большая группа засекреченных товарищей. Ладно… Идите. И ждите… А я еду в Москву…