Читаем Авантюристы полностью

Углов не в силах был отвечать. Страшное и неизбежное, висевшее над ним, опустилось на его голову еще ниже, последняя искра сомнения и надежды погасла, и он понял что все свершилось. Еще мгновение, и она потеряна для него навеки. С жадностью пользовался он этими мгновениями, умоляя небо взять его жизнь взамен еще нескольких секунд сомнения, но Клотильда уже не сомневалась: она поняла, что злая судьба столкнула ее с родным братом, и, закрыв лицо руками, с глухим воплем бросилась бежать от него.

<p>XV</p>

Утро только что начиналось, но секретарь графа Бодуара уже давно напился шоколада и работал за большим столом хитрой итальянской работы, занимавшим почти треть комнаты, когда ему доложили о приезде Клотильды.

— Хорошо, пусть подождет.

Батист отошел от двери, чтобы передать ответ Клотильде, а аббат продолжал писать. Но работа уже не клеилась.

С некоторых пор племянница точно задалась целью выводить его из терпения. Что ей нужно в такой ранний час? Она ведь знает, что он занят особенно важными делами. Ее легкомыслие положительно растет не по дням, а по часам. Ребячится с утра до вечера, ни о чем серьезном с нею невозможно говорить, скучает без общества, рвется в Париж и не хочет понимать, что в ее положении помышлять о светских развлечениях и знакомствах более чем глупо, опасно и бестактно. Совсем забыла, что у нее нет другого способа спастись от заключения в монастырь, кроме вступления на то поприще, к которому ее готовили с детства и от которого она теперь так упорно уклоняется. А прежде она это понимала. Давно ли скептически относилась она к попыткам вернуть ей имя и состояние, на которые она имеет право? А теперь совершенно не то: какой-то бес пустоты и светскости начал смущать ее. Увлекается нарядами, возобновила сношения с монастырскими подругами; недостает только, чтобы она задумала замуж выйти за какого-нибудь проходимца, который, в надежде на богатое приданое, удостоит облагодетельствовать племянницу аббата Паулуччи своим плебейским именем! А тут, как на зло, ее дело в России тормозится; из последнего письма де Бретейля видно, что ему не удалось поколебать решение царицы не давать хода челобитной на корнета Углова. Какая-то там, говорят, влюбленная в этого корнета девчонка возбудила участие монархини.

Работа не клеилась. Аббат отложил в сторону перо, откинулся на спинку кресла и, возвысив голос, приказал сказать Клотильде, что он ждет ее.

Почти тотчас же дверь растворилась, и она вошла.

— Ну, что скажешь? Мы тебя ждали не раньше воскресенья, — начал аббат, не оборачиваясь к двери и отрывисто, недовольным тоном произнося слова. — Я не дальше, как вчера, заезжал к Потанто: он сказал мне, что ты занимаешься с этим русским, который живет у них. Хотя я, по правде сказать, не понимаю, для чего тебе русский язык, когда ты решилась у нас не служить, — ворчал он, продолжая отвертываться от племянницы, так как знал по опыту, что может сердиться на нее только до тех пор, пока не видит ее лица и что ей стоит только заговорить, чтобы смягчить его гнев. Но Клотильда молчала, и аббат воспользовался этим, чтобы излить всю желчь, накопившуюся у него против нее. — Да, ошиблись мы в тебе! Напрасно только тратили деньги и время. В эти три года мы подготовили бы себе другого деятеля, более способного, чем ты. Да что про это толковать! — прибавил он, безнадежно махнув рукой. — Будем довольствоваться хоть малым, и если ты приехала, то изволь сделать мне поскорее копии с этих трех черновиков.

С этими словами он вынул из бюро несколько бумаг и стал просматривать их.

А Клотильда все молчала и не трогалась с места. Только шелест ее платья да порывистое дыхание выдавали ее присутствие в комнате. Это продолжалось с минуту. Наконец, сделав над собою усилие, она заговорила глухим, изменившимся голосом:

— Не беспокойтесь разбирать эти письма, дядя, я их переписывать не буду.

Аббат с изумлением обернулся к ней. Никогда не позволяла она себе так говорить. С ума, что ли, сошла она? Но едва только успел он взглянуть на племянницу, как гнев его сменился испугом.

— Что с тобой? Ты больна? Что случилось? — спросил он.

— Ничего особенного со мной не случилось, — ответила она, сдержанно и холодно отстраняя руку, которую он протягивал к ней. — Я приехала сказать, что решила исполнить ваше желание. Если кавалер д'Эон едет в Лондон, то вы можете сказать ему, что я согласна сопровождать его, — прибавила она неестественно твердым голосом.

Невольно отшатнулся аббат от нее, чтобы пристально всмотреться в ее бледное, осунувшееся лицо с сверкающими лихорадочным блеском глазами, а затем заявил, что желает знать причину такого внезапного решения.

Молодая девушка с досадой пожала плечами и отрывисто возразила.

— Зачем вам знать это? Обещаю вам исполнять в точности все ваши приказания, отказаться от собственной воли, сделаться в руках ваших живым трупом.

— У тебя большое горе, — мягко заметил он.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги