Авантюристы

— Прострелило болезного, — обрадовано отозвался Терентий.

— Это есть «радикулит», — выразился Заубер по-ученому.

Так неожиданно начавшийся смертельный поединок внезапно и довольно нелепо закончился. Смущенного, скрюченного эфенди под руки увели жены во главе с Мадиной. Все четверо членов товарищества «Нарышкин & К» стояли в плотном кольце свирепых слуг с недвусмысленными выражениями физиономий.

— Живым не дамся, — решил Сергей, сжимая рукоять шпаги и стараясь заслонить собой компаньонов.

Гудящая как улей толпа надвинулась ближе, но тут вмешался толстый евнух, который, бесцеремонно расталкивая слуг, протиснулся к Сергею и неожиданно для последнего склонился перед ним в поклоне настолько глубоком, насколько позволял его изрядно выпирающий живот.

Обернувшись к слугам, он отдал им приказание, и вмиг из враждебной ставшая доброжелательной толпа расступилась. Чьи-то проворные руки потянулись к Терентию и Зауберу, и веревки, опутывающие обоих, упали в траву.

Евнух прочирикал что-то по-своему, заискивающе глядя в глаза Нарышкину.

— Что он там лопочет? — спросил Сергей, все еще тяжело дыша после поединка.

— Эфенди отпускает всех нас с девушкой на четыре сторона, — перевел Заубер. — Шпага должен остаться у Вас, Серьожа, как подарок от его хозяина за храбрость!

Глава десятая СОКРОВИЩА ЦИСТЕРНЫ ФИЛОКСЕНА

«Но горе тому, кто захочет однажды

Проникнуть к святыне, смертною жаждой

Страстей самовластных прибой и отлив

В сердце мятущемся не покорив!»

(Даниил Андреев, «Песнь о Монсальвате»)

Город горел, наполняя улицы удушливым дымом. Бран, с окровавленной секирой в руке шел по скользким от крови каменным плитам, ведущим от дворца Буколеон к Ипподрому. Он шел, нагнув голову, словно борзая, взявшая верный след, и его ноздри трепетали от запаха крови, смешанного с гарью. Нужно было, во что бы то ни стало попасть на ипподром раньше рыцарей Пьера де Брешэля. Бран знал, кого он там встретит, и готовился к этой встрече. Он знал. Это была не его война, но упустить все выгоды, которые она сулила, означало быть глупцом. Бран глупцом не был.

Императоры в обреченном городе сменялись с неимоверной быстротой. С завидным постоянством очередной претендент на трон предавал действующего императора, чтобы в свою очередь тоже быть преданным. Еще вчера Византией правил Марзуфль, но сегодня в полночь он трусливо бежал, бросив осажденную крестоносцами столицу рушащейся империи. Базилевсом провозгласили Ласкера, но и этот еще до рассвета сел на галеру переплыл рукав Святого Георгия, и отбыл в Никею…

Навстречу Брану выскочил какой-то оторвавшийся от своих молодой оруженосец с выпученными, слезящимися от дыма глазами. На плече он тащил угловатый мешок, скорее всего с драгоценной посудой; при каждом шаге мешок немилосердно гремел металлом. Бран, не раздумывая ни секунды, обрушил оружие на голову незадачливого мародера. Хорошо поставленный удар раскроил голову парня до подбородка. Оруженосец, обливаясь кровью, рухнул на землю, из мешка его посыпались блюда и кубки, со звоном поскакал по мостовой серебряный тазик. Обычно в таких украшенных гравировкой сосудах константинопольские красавицы мыли свои прелестные ножки…

Опьяненный кровью, Бран не отдавал себе отчета, зачем он убил. Сейчас для него не было ни своих, ни чужих. Он не знал, кого презирал больше — грязных, озлобленных, пропахших потом пришельцев с крестами на плащах или византийцев, которые отсиживались в своих домах, трясясь от страха перед крестоносцами. Из ближайшего дома доносились отчаянные женские крики. Горе побежденным! Трусливые и ленивые греки, не пожелавшие защищать свой город, заслужили наказания. Теперь их жен и дочерей жестоко насилуют одуревшие от воздержания паломники.

Спасать несчастную не имело смысла и Бран поспешил к Ипподрому. Он был пуст, но стены и трибуны, казалось, еще хранили в себе вопли многотысячной толпы горожан, ржание лошадей и грохот конных квадриг. Прямоугольное поле ипподрома, поделенное на две части было украшено специально привезенными сюда древними памятниками. Бран, на секунду стряхнув с себя кровавый дурман, с удовлетворением оглядел бронзовую Змеиную колонну из Дельф — три исполинских медных змия, перевивавшиеся своими туловищами, и золотой треножник на их головах. Всякий раз, бывая здесь, он любил разглядывать скульптурные шедевры — Египетский обелиск из Карнака, коней Лисиппа… На этот раз Бран надолго задержал взгляд на четверке сытых, уверенных в себе бронзовых исполинов, профессионально оценивая работу гениального мастера.

— Бесподобно, — пробормотал он. — Бесподобно.

На одной из трибун он увидел знакомую одинокую фигуру и твердой походкой направился к ней.

— Я знал, что найду Вас здесь! — издали крикнул Бран.

Прокопий повернул голову и с удивлением посмотрел на приближающегося человека с секирой. Казалось, библиотекарь не узнавал его.