Читаем Авантюристы гражданской войны: историческое расследование полностью

1922 год оказался неудачным для экстеррориста. Его друг и покровитель Черчилль был вынужден уйти в отставку, и денежная помощь из Англии прекратилась. А в 1923 году другой покровитель Савинкова — Муссолини заявил беспокойному русскому заговорщику. «Уймитесь, не время».

Из Польши братья Савинковы и их единомышленники уезжают в Париж. Казалось, с политикой покончено навсегда... Борис Викторович снова берется за перо и пишет автобиографическую повесть «Конь вороной». В этой повести он вспоминает недавнее прошлое — 1920 год, действие ударных террористических отрядов в Полесье. Автор пытается ответить самому себе на вопросы: «Стоило ли проливать русскую кровь ради России? Кто прав в братоубийственной [283] гражданской войне?» Савинкова пугает превращение воина в убийцу, который убивает иногда даже от скуки. В повести — тяга к покаянию за «кощунственный балаган» войны.

«Сроков знать не дано. Но встанет Родина — встанет нашей кровью, встанет из народных глубин. Пусть мы «пух». Пусть нас «возносит» ненастье. Мы слепые и ненавидящие друг друга, покорные одному несказанному закону. Да, не мы измерим наш грех. Но и не мы измерим нашу малую жертву...» — так заканчивается эта повесть.

Как вспоминают современники, в эмиграции Борис Викторович, оторванный от Родины, становится мистиком и «чрезвычайно религиозным» человеком.

Но, покаявшись в своей повести, Савинков не хотел оставаться в стороне от событий, он еще желал быть «первым и правым». Его беспокоил «бес подполья и террора». Он еще надеялся «послужить Родине» и снова заняться привычным подпольным ремеслом. Он просто не мог жить, не окунувшись с головой в атмосферу опасности и авантюр.

Савинков разрабатывает планы серии террористических актов против советских лидеров и создания «нового антисоветского подполья». В апреле 1922 года он и Рейли решили совершить покушение на «главного советского дипломата» Георгия Чичерина во время Генуэзской конференции. Но Савинкова задержала итальянская полиция, и план был сорван.

Повторить попытку покушения на советских дипломатов было решено в Берлине. Туда прибыли Савинков, Рейли и три террориста из группы Бориса Викторовича, но террористический акт против Чичерина снова не удался.

Новые фантастические планы Савинкова — овладеть Петроградом с помощью двадцатитысячного десантного отряда, состоявшего из офицеров-эмигрантов, не захватили никого, кроме фашистского диктатора Италии Бенито Муссолини. Однако вскоре, после подписания советско-итальянского договора, надежды на помощь финансами, оружием и флотом со стороны Италии не оправдались.

Активность и авторитет Савинкова в антибольшевистских кругах, знакомство с ведущими политиками Европы приковывало к нему внимание не только любопытных, но [284] и ВЧК. Советское руководство видело в Савинкове едва ли не самого опасного заговорщика.

В 1922 году чекисты решили «изъять» «генерала террора» из-за границы. В осуществлении этого плана чекистам помог арестованный при переходе границы адъютант Савинкова — Л. Шешеня, который был направлен в Россию для восстановления старой агентурной сети, но оказался слабым человеком и после ареста выдал все явки и связи. Чекисты, воспользовавшись этой информацией, создали мнимую подпольную организацию «Либеральные демократы», которая стала приманкой для не в меру активного Бориса Савинкова.

Агенты ЧК — ОГПУ распространяли легенды о силе и серьезной антибольшевистской деятельности псевдоорганизации, роль членов которой исполняли сами «птенцы Дзержинского». Первым одураченным стал руководитель «Народного союза» в Литве И. Фомичев, который, побывав у мнимых подпольщиков в столице, пришел к выводу о важности и активности московской группы. Именно Фомичев вместе с чекистом А. Федоровым, который играл роль руководителя московской группы, сумели заинтересовать Савинкова и склонить его к конспиративной поездке в Москву.

Ему было заявлено, что только он один, как «выдающийся организатор и конспиратор», может ликвидировать «разногласия», возникшие в мнимой группе «либеральных демократов».

Друзья удерживали Бориса от роковой поездки в СССР, но Борис Викторович сказал: «Я не могу оставаться позади. Я нужен нашим друзьям в России, чтобы вести их вперед! Настало время нанести удар! Сейчас! Колебания равносильны измене!»

15 августа 1924 года Савинков со своим ближайшим помощником Дикгоф-Деренталем, его женой и Фомичевым перешли польско-советскую границу, а уже на следующий день были арестованы чекистами в Минске. Через 13 дней после ареста Савинков предстал перед Военной коллегией Верховного Суда СССР. На суде он не отрицал [285] большинства обвинений и рассказал некоторые подробности своей деятельности.

Самого опытного конспиратора России «подвели» легкомыслие и ностальгия. Два с половиной года «простоя» в Париже, вдали от бурных событий и боев, привели к тому, что Савинков заглотнул приманку. Роковую роль в его провале сыграло предательство единомышленников — полковника Павловского, поручика Шешени и Фомичева, которые зарабатывали в ЧК смягчение приговора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное