Авантюристы. Книга 7

– В Романьках к ним отношение соответствующее. А с вашим лагерным начальством мы будем разбираться уже сегодня. Засиделось оно в тылу. Такие бравые ребята, как ваш шютце Баркхорн, должны не на пленных свою ярость вымещать, а в бою. Вон сколько накопилось жажды повоевать. Это от безделья. А командовать баркхорнами кто-то должен или нет, унтершарфюрер? Сами себя они в атаку не поднимут. Верно?– возразить унтершарфюреру было нечего и по его глазам Михаил понял, что у рядового Баркхорна сегодня будет незабываемый вечер.

Глава 6

Перевязанный русский пленный, продолжал сидеть, беспомощно оглядываясь и кривясь от боли. Очевидно, шоковый период прошел и боль по-настоящему стала ощущаться организмом. Из-под повязки на глазу, текли ручьем слезы и оставляя след на несколько дней немытом лице, капали с подбородка на пыльную, выгоревшую до бела гимнастерку.

– Этого я забираю с собой,– поставил в известность унтершарфюрера Михаил.– Помогите ему встать,– унтершарфюрер, как любящий сын престарелого родителя, приподнял русского и заботливо проводил его к дверце автомобиля, придерживая под локоток и приобняв за плечи.

При этом он что-то мурлыкал, растягивая губы в фальшивой улыбке и Михаил представил себе, что было бы, если бы он оставил раненого здесь и позволил унтершарфюреру пообщаться с ним без свидетелей. Вряд ли ему суждено было бы дойти до Романек. Косвенно виноват – все равно виноват. А унтершарфюрер получил бы моральное удовлетворение за все неприятности, которые ему уже выпали и возможно выпадут в ближайшее время. Находящийся в некоторой прострации русский, даже не мог удивляться всему тому, что происходит вокруг него. И привыкший уже за несколько дней плена, что немцы, чтобы они ни делали, делают как правило гадость, покорно плелся сначала к машине. Потом так же покорно сел в нее и забился в угол, стараясь не прикасаться к сидящему там Сергею. Севший следом Михаил, прижал его к нему и пленный втянул голову в плечи, ожидая как минимум зуботычины. Однако немецкие начальники вели себя странно, судя по всему, готовя на этот раз гадость грандиозную и один из них даже сунул ему в руки платок и на русском, совершенно понятно объяснил, что платок следует приложить к щеке, чтобы уменьшить боль. Пленный послушно платок взял, приложил к разбитой стороне, вытирая бегущие слезы и почувствовал запах ландыша, такой родной, что слезы теперь побежали у него из глаз не от боли, а от тоски смертной. В плен красноармеец Семенов попал неделю назад. Он служил в автобате и попав под бомбежку, был контужен. Очнулся и сам перевязав себе разбитую голову, был поднят на ноги окриком проходящего мимо немца. Эта неделя плена стала самой страшной неделей в его жизни. Никогда так не унижали и не издевались над Семеновым Иваном Ефимовичем, как в эти дни. Используя пленных, как грубую рабочую силу, немцы кормить и поить их совершенно не собирались и питаться приходилось подножным кормом в прямом смысле этого слова. Вчера вечером, перед тем как загнать их в лагерь, за колючую проволоку, старший конвоя – не этот унтершарфюрер, а другой, оказался жалостливым и разрешил им «попастись» полчаса на неубранном пшеничном поле. Пленные терли колоски и совали в пересохшие рты пшеничные зерна. А немец оказался совсем добрым и разрешил потом напиться досыта в кювете, где цвела дождевая вода и пахла тиной и бензином. На территории же лагеря уже не осталось даже травы под ногами и листьев на деревьях. Те кто оставался в нем, жутко завидовали попадающим в рабочие команды.